Я впитываю эту жизнь, как художник — систему мазков, я касаюсь её руками, медленно раздеваю инструментами сознания, провожу языком по горячим истинам, слизываю с поверхности суеты соленую горечь опыта. Я пристально смотрю ей в глаза и вижу... падение листьев, как следствие и первопричину бытия. Потому что каждая её точка, безупречная, совершенная в своей гармоничности, необходимая в стройности системы, одновременно и конец, и начало вселенной.
Не создавай предела понимания. Вот слова твои, спешными муравьями бегут в чреве монитора, скользят по моим глазам, тонут в провале зрачка, но это не предел. Вот голос твой, раскраска ребенка, разноцветная оттенками эмоций, струится в меня, отдается эхом на мембране чувств, но это не предел. Вот взгляд твой, в упор, в упрямство, вовне кричащий глупое твое сердце, трепыхающееся под моей рукой, но это не предел.
Не создавай предела близости. Вот кожа твоя, упругая пелена тепла, влажное приглашение к поцелую, и я черчу по ней пальцами слова заклинаний, но это не предел. Вот страсть твоя, горящая изнутри, обжигающая изнанка души, инстинктивно сжимающаяся на свету, но это не предел. Вот дыхание твое, соленое от жажды, проникающее в мои легкие разводами заточенной любви, но это не предел.
Не создавай предела жизни. Вот весна в крови пляшет в своем безумии, падает в небо, разрывает облака мыслей на полосы алого заката, но это не предел. Вот море врывается в грудь твою, разбегом со скалы, оглушает желанием быть, разлетается брызгами счастья по плотности смеха, стекает нежностью по обнаженному телу, но это не предел. Вот жизнь твоя, сбивающая с ног, пришивающая к плечам нелепые крылья, твоя, только твоя, бесконечно глубокая, томительно яркая, поднимающаяся ветром и опадающая цветами вишни в протянутые руки, но это не предел.. И смяв в руках эти лепестки, не создавай предела смерти.
Что есть красота женщины в глазах муравья? Что есть красота цветка в глазах рыбы? Красота это оценка данности, понятия красоты условны, личностны, глубоки, но не обьективны. Красота это внутреннее переживание, чувство видящего, красота вечна, красота для каждого своя. И тот акт, блик жизни, который ты считал красивым, который обожествлял и возвеличивал в своем сердце, который толкал тебя на подвиги и поэмы, на музыку и картины, в котором видел ты своего бога, в котором находил любовь... как только ты закроешь глаза и отвернешься, станет данностью, фактическим элементом бытия, одним из. И являясь зачастую бессменным катализатором творчества, красота не вовоне, не вокруг, она в тебе самом, делая любое творчество неотделимым от творца, соединяя их в единое целое, до той степени близости, что становится невозможным сказать: «это поэт, а это его стихи» или: «это музыкант, а это его музыка», оставляя только скомканное «это все — он, и тело его, душа дробятся на больной взгляд, дрожащие плечи, слова, звуки, остаются на холсте системой мазков». И то огромное, живущее в сердце, поглощающее разум, требует выхода, продолжения, нацеливает на вечный поиск сквозь штормовой конфликт души, который с легкостью обьясняет любые муки творчества, но который всегда остается личной тайной автора. .
Ты стоишь над городом, на краю мокрой крыши и дождь свивает тугой нимб над твоей головой, болезненно пульсирующей безумным смехом с оттенками глубокой печали. И подобие звезды, жало сигареты тлеет в руках, и за пять страниц книги бытия, за пять секунд вышедшего времени ты становишься старым. Ты пристально смотришь в город, соединяя его с бездной, ты молча смотришь в людей, познавая в них себя самого. Ты летишь над городом, закрывая глаза. И не нужно ни крыльев, ни потрепанных чудес, ни прочей бутафории, чтобы однажды понять, что...
А где-то там, далеко-далеко, копошатся калеки, скалятся, прорастая подлостью в стены домов, подслеповато сверкают глазками, судорожно размножаясь в плесени ядовитых слов, тяжелых неповоротливых мыслей, камнями падающих под ноги, спотыкаются, воют, грызут друг друга и злобно шипят тебе вслед... И это прекрасно. Радуйся, когда они проклинают твое имя, и бойся того дня, когда они распахнут тебя объятья, признавая в тебе своего. Это будет значить только одно. Ты упал.
И значит, человеку до Человека надобно дорасти, дорасти до собеседника вселенной, поскольку скот не виноват, что он скот, а человек, ежели он скот, — виноват.
Именно в тебе, человек, в словах твоих, в делах, в глазах, в помыслах — шелестит крона будущего, отражаются плоды нового мира. И не нужно гадать на болотном чертополохе, не нужно искать правду в выжатой воде, не нужно заглядывать в чад свечей, не нужно ходить к мудрым бабкам с пустыми глазами пьяниц... Потому что ответ на все вопросы ты найдёшь в себе.
Побег от себя похож на побег от неба. Можно возвести стены, загородится потолком, но оно как было над твоей головой, так там и останется. Точно так же в играх с собственной душой, можно вырастить любые иллюзии, разбить все зеркала, но твое лицо все равно останется прежним.
Любая картина — это замочная скважина, сквозь которую можно подглядеть душу художника.
У каждого своя реальность. И мы, в вечных поисках единой истины, щуримся в прицел разума, взвешиваем в руке гарпун души, мы бьем без промаха и стрелы отточены безупречно... убийцы мифов, снайперы заблуждений человеческих. И чужие реальности, не совпадающие с нашей, мятой салфеткой летят в урну данности, хрипят в оболочке острых слов, отшлифованных логикой ли, интуицией ли, знанием ли, чувством ли... пустые, неуместные, нежизнеспособные. И глаза людей, в которых жили эти маленькие мирки затягиваются мутной пеленой. Однажды в них вырастет новый мир, все вернется на круги своя, но пока... Улыбайся, ты в прицеле истины. Но истины ли? Нет, теории. А истина едина, но она не за, не возле, не рядом, она не прячется под прозрачной вуалью слов, она не приходит незнакомкой в пелене снов, она везде, она просто есть. В сумме бытия, в единстве существования всех теорий, в целостности мира, где нет ничего лишнего, где любая, даже самая неправильная, нелепая на твой взгляд теория, не больше чем штрих, создающий общую систему мазков в портрете Бога. И нет тех, кто ближе и тех, кто дальше, и нет тех, кто знает и тех, кто не знает, и нет правых и не правых. Есть бесконечный спор людей, за шаг до того поля, где цветы и листья, где небо и земля, которые просто живут, не ища подтверждений своей исключительности, не воюя друг с другом за право признания того, что они важнее, мудрее, лучше. И снова выбирая среди множества теорий одну единственную, ту, которую понесешь ты как знамя истины, близкую и понятную тебе, ту, в которую ты захочешь поверить, как в единственно верную... войди в реку, встань в воду, закрой глаза... Прислушайся, вдохни полной грудью, погаси в себе пожар негодования, оскал хищника, влюбись в этот мир во всем его разнообразии, сбрось с плеч стремление обвинять и осуждать, дробить общую для всех реальность на бесформенные куски добра и зла, своего и чужого, нужного и лишнего.. И заглянув в лицо Бога, многоликое, огромное, непостижимое и простое, вобравшее в себя все, что ты знал, во что не верил, что любил и ненавидел, что возносил и над чем смеялся... улыбнись, пожми плечами и будь собой. По образу и подобию.
Каждый может дать только то, что он имеет. Прозаическая правда, так часто игнорируемая человеком. И мы учим летать неоперенных орлят, нелепые, пафосные, никогда не знавшие неба клуши. Каждый бомж таит секрет баснословного богатства, каждый, задыхающийся в одиночестве, точно знает рецепт абсолютного счастья, каждый дурак мнит себя источником вселенской мудрости, каждая разведенная пара передает учение, как сохранить семью, каждый ребенок кажется себе взрослым. Я, конечно, утрирую, я надеваю колпак клоуна и смеюсь, я шут и паяц, в моих словах нет ничего, кроме слов, но все же... Пряча взгляд, в прицеле которого танцует раздетая душа, я все чаще понимаю: каждый может дать только то, что он имеет.
Слова, написанные однажды, лукавы и коварны. Не из-за мысли, которую они несут, а потому, что каждый одевает их в свой собственный звук.
Cлайд с цитатой