— Чё это ты тут сидишь-то?
— У Маськи депрессия, суровая...
— Чё-нибудь серьёзное?
— Да не, вроде так, мировая скорбь...
— Чё это ты тут сидишь-то?
— У Маськи депрессия, суровая...
— Чё-нибудь серьёзное?
— Да не, вроде так, мировая скорбь...
— Куда ж мы с тобой уедем? Нас же с тобой никто нигде не ждет!
— Да-да. Там никто не ждет. Зато здесь поджидают!
— Вот жопа-то, скажи?)
— Эй, Хрюндель, тут Лохматый новый метод здороваться придумал! Вотжопатоскажи, Хрюндель!
— Вотжопатоскажи и тебе, Масяня! Хехехе!
Мне вообще иногда кажется, что паранойя в наше время — единственное нормальное состояние.
— Еще раз меня наколешь, я с тебя шкуру спущу и голым в Африку пущу!
— Ой, какая страшная угроза!
— Как минимум, без штанов домой поедешь.
— Шел бы ты всё-таки в жопу, Хрюндель, а, пожалуйста.
— Не, Лохматый, клиентов в жопу ни-ни, говорил тебе твой начальник?
— Только подчиненных...
— Где щекотно, там и щиколотка.
— Иди-иди дальше, там будет глубже, метров через пятьсот, окунем твою щиколотку, не волнуйся, хы-хы-хы.
Траур имеет над нами абсолютную власть, власть противоречивую, он несет в себе и необходимость перемен, и искушение хранить патологическую верность прошлому.
Человек в скорбях своих не одинок — всегда найдётся тот, кто мыслит, радуется или горюет схожим образом, и это даёт нам силы достойно ответить на бросаемый нам вызов.
— Что это?
— Хиосское раки. Очень крепкое. Хочу вас слегка подпоить.
А за едой настойчиво подливал мне хмельного розового вина с Андикитиры.
— Чтобы усыпить бдительность?
— Чтобы обострить восприятие.
Добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно!