Я люблю одержимых, Макс: как бы примитивны они ни были, для них всегда открыт доступ к чудесам.
…как мало надо людям, чтобы сойти с ума. Чуть-чуть изменить привычную картинку мира – и готово…
Я люблю одержимых, Макс: как бы примитивны они ни были, для них всегда открыт доступ к чудесам.
…как мало надо людям, чтобы сойти с ума. Чуть-чуть изменить привычную картинку мира – и готово…
Быть живым человеком и не быть при этом сумасшедшим — нереально, невыносимо страшно и больно. Поэтому все вокруг сумасшедшие, и мне пора браться за ум, поскорее с него сходить и никогда больше не возвращаться, а то безобразие, вот уж действительно.
Смерть — это тошнотворная беспомощность и бесконечная боль тела, раздираемого на мелкие кусочки острыми зубами прожорливой вечности.
«Сам», «не сам»... Это всё бесполезная философия, — махнул рукой Джуффин. — Если уж ты это сделал, значит, сделал! Вот что важно. А соображать совершенно не обязательно.
— «Обжора Бунба», шикарная паршивая забегаловка: горячие паштеты, лучшая камра в Ехо, блистательная мадам Жижинда и ни одной противной рожи в это время суток.
— Что, одни приятные рожи?
— Вообще никаких рож!
Давайте договоримся, что я — маленькое чепуховое чудо, которое с вами почему-то случилось, солнечный зайчик в темной комнате, пятнышко света, суматошное мелькание которого вызывает улыбку и свидетельствует о том, что где-то есть настоящее солнце... Кто станет тосковать по дурацкому блику, увидев настоящее солнце?