Сколько раз читал я, о чем думают люди, когда им страшно: о Боге, о семье, о женщине. Преклоняюсь перед такой выдержкой. Я ни о чем не мог думать, даже о двери там, наверху. В эти секунды я перестал существовать. Я превратился в сплошной страх.
Он уже целиком был поглощен проблемами демократии и ответственности Запада; он твердо решил — об этом мне вскоре довелось узнать — делать добро не отдельным людям, а странам, частям света, всему миру.
Может быть, солдату всякий штатский кажется тем человеком, который нанимает его на убийство и вместе с платой взваливает на него и вину за смерть людей, а сам уходит от ответственности.
Звездный свет — живой, переливчатый, словно кто-то из этих далеких миров пытается послать на землю дружеский привет. Ведь даже в названиях звезд есть что-то приветливое. Венера — любимая нами женщина. Медведица — это мишка, которым мы играли в детстве, а Южный Крест, должно быть, напоминает верующим о любимом псалме, о молитве на сон грядущий.
Он очень любил говорить о демократии, и у него было непоколебимое и сильно преувеличенное представление о том, как много Соединенные Штаты делают для всего мира.
И зачем только мы пытаемся понять друг друга, не проще ли признать, что один человек никогда не поймет другого, ни жена — мужа, ни любовник — любовницу, ни родители своего — своего ребенка.
Он журналист особого рода — их называют дипломатическими обозревателями. Он заранее составляет себе какую-нибудь концепцию, а потом подгоняет под нее все факты.
Cлайд с цитатой