Наши предки иногда такие тупые, что уже даже не смешно...
— Мы не можем позволить нашему сыну это смотреть.
— Но здесь нет ни пошлости ни насилия.
— Это тупость, а это для детей ещё вредней, чем пошлость и насилие.
Наши предки иногда такие тупые, что уже даже не смешно...
— Мы не можем позволить нашему сыну это смотреть.
— Но здесь нет ни пошлости ни насилия.
— Это тупость, а это для детей ещё вредней, чем пошлость и насилие.
Не бывает черновиков в жизни родителей. Всё сразу набело. Отдышалась сама, увидела свет в конце тоннеля и на инстинктивном уровне первое движение — прижать к своему сердцу того, кого под ним выносила. Не надо быть идеальной матерью. Надо быть настоящей. И живой. В каждом мгновении жизни твоего ребёнка.
Легче лёгкого свалить всё на наследственность, на родителей. Всё, что человек делает, это он сам делает, а не его отец или мать.
— Когда они маленькие, они — твой мир. Но однажды вырастает стена. Ты по одну сторону, они по другую.
— Они бы хотели, чтобы мы её сломали.
Родители обманывают своих детей, чтобы скрыть от них вещи, к которым дети, по их мнению, еще не готовы. Так же точно и дети, подрастая, скрывают от своих родителей то, что считают недоступным родительскому пониманию.
Родители никогда не требуют благодарности от своих детей. Они приносят им себя в жертву безвозмездно.
Я делал все возможное, чтобы моих пятерых детей не душило уважение ко мне; и это мне, я бы сказал, удалось; но что бы вы ни делали и как бы они вас ни любили, они всегда будут смотреть на вас слегка как на чужого: вы пришли из краев, где они не родились, а вы не узнаете тех стран, куда они идут; так как же вам вполне понять друг друга? Вы друг друга стесняете, и вас это сердит. И потом страшно сказать: человек, которого больше всего любят, должен меньше всего подвергать испытанию любовь своих близких: это значило бы искушать бога. Нельзя слишком многого требовать от нашей человеческой природы. Хорошие дети хороши; мне жаловаться не на что. И они еще лучше, если не приходится к ним обращаться. Я бы мог многое рассказать на этот счет, если бы хотел. Словом, у меня есть гордость. Я не люблю отнимать пирог у тех, кому я его дал. Я словно говорю им: «Платите!»