Ему легче — он преступник. У преступника, как известно, много путей, у меня только тот, которым прошёл он. Но идти мне надо во много раз быстрее, чтобы не опоздать.
... твердая уверенность в своих действиях перестала считаться необходимым элементом в работе полицейских двадцать первого века. Приходилось учитывать множество иных факторов. В частности, общественную значимость преступления.
Есть преступники, которых ненавидишь до самого конца, но есть и те, кто не смог остановиться. Кто был вынужден так жить.
— Этот Грант один из лучших. Одержим мыслью об убийстве, отличный материал. Он показывает потрясающие результаты в обучении и тренировке. Надеюсь, вы с одобрением отнесетесь к нашей работе здесь.
— Тренировки полезны, но они не заменят личного опыта.
— Согласен, мы используем и живые мишени.
Иду мимо свалки, киоск прямо по курсу,
Боюсь услышать детский плач в этом вонючем мусоре.
Кто — то оставил пакет, с опаской прохожу мимо,
Взглядом провожаю инкассаторскую машину.
Теперь мой мозг большой архив программы «ЧП»,
С поделанными лаве, наркотиками в купе.
И будто «НТВ» известны все мои проблемы,
Толкают мне идеи сделать дело, сделать деньги.
Хочу сейчас дёрнуть сумку, и бегом за угол.
О чем я думаю? Да уж время смутное.
Когда человек хотя бы раз видит черную изнанку общества, он больше никогда не обернется к ней спиной. Не притворится, что ее не существует, кто бы ни приказывал ему обернуться. Мы делаем это не потому, что это дозволено, мы делаем потому, что должны. Мы делаем это потому, что вынуждены.
Ты идешь не касаясь, за тобою я следом,
по заваленным пеплом, по засыпанным снегом,
По окрашенным окнам, по заросшим курганам,
Ты в глазах с чистой правдой, я с ножом и наганом.
Так причеши мои мысли, залечи мои раны,
Схорони, да подальше.
Где меня не достанут, где меня не догонят,
Где меня не узнают, где родное такое.
Там, где черти не знают.
Кто-то в черном нам играет на трубе...
Ты сестра мне, да только брат ли я тебе?
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
Жизнь — не сценарий, её не перепишешь. А жаль! Многое изменить или совсем вычеркнуть — ой как хочется!
Cлайд с цитатой