— Этот Грант один из лучших. Одержим мыслью об убийстве, отличный материал. Он показывает потрясающие результаты в обучении и тренировке. Надеюсь, вы с одобрением отнесетесь к нашей работе здесь.
— Тренировки полезны, но они не заменят личного опыта.
— Согласен, мы используем и живые мишени.
— Сиамские боевые рыбы. Восхитительные создания. Храбрые, но в то же время глупые. Именно глупые. За исключением одной нашей, которая позволяет двум другим бороться, ожидая исхода. Ждет, пока выживший не будет так истощен, что не сможет защищать себя. А потом, как и СПЕКТР, он нападает.
— Я нахожу это сравнение забавным.
— Наша организация не переманивала вас у русских, ради забавы, номер три.
Ты идешь не касаясь, за тобою я следом,
по заваленным пеплом, по засыпанным снегом,
По окрашенным окнам, по заросшим курганам,
Ты в глазах с чистой правдой, я с ножом и наганом.
Так причеши мои мысли, залечи мои раны,
Схорони, да подальше.
Где меня не достанут, где меня не догонят,
Где меня не узнают, где родное такое.
Там, где черти не знают.
Кто-то в черном нам играет на трубе...
Ты сестра мне, да только брат ли я тебе?
Ему легче — он преступник. У преступника, как известно, много путей, у меня только тот, которым прошёл он. Но идти мне надо во много раз быстрее, чтобы не опоздать.
... твердая уверенность в своих действиях перестала считаться необходимым элементом в работе полицейских двадцать первого века. Приходилось учитывать множество иных факторов. В частности, общественную значимость преступления.
... Когда преступники — это само государство, нам приходится действовать любыми методами, чтобы спасти невинных.
Есть преступники, которых ненавидишь до самого конца, но есть и те, кто не смог остановиться. Кто был вынужден так жить.
Иду мимо свалки, киоск прямо по курсу,
Боюсь услышать детский плач в этом вонючем мусоре.
Кто — то оставил пакет, с опаской прохожу мимо,
Взглядом провожаю инкассаторскую машину.
Теперь мой мозг большой архив программы «ЧП»,
С поделанными лаве, наркотиками в купе.
И будто «НТВ» известны все мои проблемы,
Толкают мне идеи сделать дело, сделать деньги.
Хочу сейчас дёрнуть сумку, и бегом за угол.
О чем я думаю? Да уж время смутное.
Когда человек хотя бы раз видит черную изнанку общества, он больше никогда не обернется к ней спиной. Не притворится, что ее не существует, кто бы ни приказывал ему обернуться. Мы делаем это не потому, что это дозволено, мы делаем потому, что должны. Мы делаем это потому, что вынуждены.
Сегодня я приду чуть позже,
Не раздеваясь, прямиком,
В одном пальто свалюсь на ложе,
Спугну кота и заблюю весь пол.
Твои слова сегодня даже строже,
Как будто снова восемнадцать,
Как будто некуда деваться
Нам друг от друга до сих пор.
Ты спросишь, как там на чужбине,
Кого встречал и скольких целовал,
Я промолчу, увидев пятый сон о миме,
Что так болел и даже не вставал.
Ты спросишь, сколько стоит Питер,
И сколько грамм в стаканах, что поднял,
Ты спросишь, много ли отснял Юпитер,
Я упаду во сне, считая, что пропал.
Ты спросишь разрешения вернуть назад
То время, что уже прошло,
Пожав плечами, брошу взгляд я на пол,
Ты спросишь у меня, как запад,
И я скажу, что к черту всё пошло.
Когда застрелился Володя, это умер Володя. Когда погиб Примаков [второй муж Лили, расстрелян по Делу Тухачевского] — это умер он. Но когда умер Ося — это умерла я!
Cлайд с цитатой