Мы не без удовольствия следим за собственным распадом.
Мы не хотим жить той жизнью, которую наши родители предусмотрели для нас. Мы тоже не прочь бы побунтовать, но слишком ленивы, чтобы кидать булыжники.
Мы не без удовольствия следим за собственным распадом.
Мы не хотим жить той жизнью, которую наши родители предусмотрели для нас. Мы тоже не прочь бы побунтовать, но слишком ленивы, чтобы кидать булыжники.
Мы бежим от одиночества, вместо того чтобы сознаться себе, что у нас нет другого выбора.
Может быть я умру. И, может быть, смогу убрать «может быть» в предыдущем проедложении.
Нельзя общаться с людьми, которых ненавидишь, потому что в конце концов начинаешь их любить.
Долгое время я ложился спать радостный. Теперь у меня нет времени даже на депрессию.
Как обычно в выходные, Людо взывает о помощи (ну, еще бы, Пенелопа-то занята. (Я рассуждаю как ворчливая брошенная любовница) В трубке слышу жужжание спортивной машины.
— Вруууум!
— Ты смотришь «Формулу-1»?
— Врууум! Нет, просто моя дочка включила телевизор, а он стоял на канале «Моторы», потому что вчера вечером мы с мадам курили косяки и смотрели XXL.
— Ну, и вы того?
— Нет, Элен уснула, а я подрочил в простыни, как всегда по пятницам.
— Семейная жизнь — это сказка.
Все мои признания в любви происходят либо раньше времени, либо слишком поздно. Потому что я говорю «Я люблю тебя» только чтобы склеить или утешить.