Это было, словно стоять на пути торнадо, каждой клеткой своего тела впитывая смертоносность момента, ощущая собственную ничтожность перед ликом разрушительной мощи первобытной стихии. Ты понимаешь, что в следующую секунду умрешь – и не можешь пошевелиться, не можешь отвести взгляд, загипнотизированный оком урагана, парализованный ласковым дуновением смерти.
Вампир вошел в мою жизнь, не принеся с собой ничего, кроме боли и крови. Но именно в ту ночь в «Галерее», когда бледные губы произнесли «Двойной джин со льдом», я действительно начала жить. Жить, а не тянуть обрыдлую лямку существования, отстраненно наблюдая, как утекает сквозь пальцы мутная жижа дней, похожих один на другой, словно клонированные. Жить на всю катушку, быстро и яростно, точно искра, запалившая бикфордов шнур к ящику с динамитом. Жить насмерть.
Сказать, что мои отношения с противоположным полом не складывались, значит не сказать ничего. Если на то пошло, мои отношения не складывались ни с каким полом. Я была уверена, что большая светлая любовь мне не грозит. Вряд ли кто-то настолько воспылает страстью к моей скромной персоне, что сможет перебороть заложенный на генетическом уровне страх слабого перед сильным, жертвы перед хищником. А потому витавшие в весеннем воздухе флюиды благополучно облетали меня стороной.
Я никогда не умела делать что-то наполовину. А теперь жизнь налила мне полную чашку горя и заставила выпить. И я выпила. Залпом. До последней, мать её, капельки.
Мы смеялись. Бесшабашно и зло. Я – потому что недавно поняла: смех – единственное, что остаётся тебе, чтобы оплакать руины, в которые раскрошилась реальность. А Ян – потому что понял это уже давно.
Ян уставился на меня в ответ. Его отрывистый смешок едва не содрал с меня кожу – затаенное горе звучало в этом смехе, такое старое и страшное, что меня замутило. Давняя боль, избавиться от которой мучительнее, чем терпеть. Которую носишь с собой, как реликвию, как нашейный крестик. Память, что впиталась в плоть и кость, проела насквозь – убить ее невозможно, не умерев самому.
Не стоит заглядывать под чужие маски. Потому что иногда ты можешь увидеть то, чего совсем не ждешь. Сломанную напрочь психику. Вдребезги искалеченную душу. И больные, страшно больные глаза.
Я спустилась на самое дно. Часами я бродила из угла в угол в тумане бессонниц и оживших ночных кошмаров, молилась и торговалась с Господом, хотя и на сотую долю процента не была уверена, что верю в него. Обещала, что если он вернет мне Яна, то я весь остаток жизни буду совершать добрые дела, помогать бедным и каждое утро ходить в церковь. В следующую минуту я скатывалась в самые грязные богохульства и, брызгая слюной, грозилась стереть с лица земли все церкви, мечети, синагоги и пагоды до последней, если он только посмеет мне не помочь. Я начинала предложение, подмазываясь к богу с посулом навсегда уйти в монастырь, а заканчивала – выставляя свою душу на продажу дьяволу.
Но и тот и другой, очевидно, плевать хотели на мои мольбы и угрозы, равно, как и на меня саму.
Я знала о боли всё. О боли, которая гнет в бараний рог душу, заставляя ее завязываться в узел, я не знала ничего.
Это было непередаваемое ощущение. Мой мозг бился в перманентном, непрекращающемся, все нарастающем оргазме, а сердце долбилось о ребра так, будто кто сваи вколачивает. Мышцы горели, словно вдоль костей проложили раскаленные провода. Я смотрела в бархатное ночное небо, нависавшее надо мной балдахином, и знала, что могу поднять руку и намотать его на кулак.
Cлайд с цитатой