Господи, какая же я дура.
Как я вообще могла подумать, что могу соревноваться с кем-то вроде тебя.
С твоей безупречной красотой.
Бесконечной.
Бессмертной.
Господи, какая же я дура.
Как я вообще могла подумать, что могу соревноваться с кем-то вроде тебя.
С твоей безупречной красотой.
Бесконечной.
Бессмертной.
Знаешь... Даже несмотря на то, что ты мой враг, источник моих бед,
Ты всё равно единственная, с кем я могу поговорить...
Единственная, кто слушает.
Уж не знаю, смешно ли это звучит или жалко...
Скорее всего — и то, и другое.
Я наконец-то всё поняла.
Благодаря тебе.
Ты показала мне, что другого выхода нет.
И даже сейчас твоя печальная улыбка только подтверждает очевидное.
Мы уже никогда не поговорим.
Поговори со мной. Почему ты со мной не разговариваешь?!
Ты обещал.
Это ничего не меняет. Так никогда не было. И никогда не будет.
Ты это заслужил. Всё это.
Он чувствовал, что не может отвратить от себя ненависти людей, потому что ненависть эта происходила не оттого, что он был дурен (тогда бы он мог стараться быть лучше), но оттого, что он постыдно и отвратительно несчастлив.
Ты знаешь,
Мне так тебя здесь не хватает.
Я снова иду по проспекту, глотаю рекламу,
Прохожих, машины сигналят, но не замечаю.
Держусь и опять спотыкаюсь.
Уж лучше домой, на трамвае,
На наших с тобою любимых местах.
Ты знаешь,
Погоду здесь не угадаешь,
От этого все как-то мельком -
Прогулки и мысли, стихи на коленках.
Прости, но я очень скучаю.
Все носится перед глазами.
Я должен, я буду, я знаю.
Вернувшись домой, я пытаюсь уснуть.
О нет, любимая, — будь нежной, нежной, нежной!
Порыв горячечный смири и успокой.
Ведь и на ложе ласк любовница порой
Должна быть как сестра — отрадно-безмятежной.
Одиночество, как притаившаяся инфекция, подтачивает организм изнутри. Страшно подумать, но некоторые одинокие люди радуются болезни: о них вспоминают!