Нужно искать плюсы в странностях. Если вы диабетик, то плюсом является то, что вы можете прикончить себя сладостями: «Меня всё достало. Передайте щербет, пожалуйста».
— Теперь я тоже торт хочу.
— Ты всегда торт хочешь.
— А кто ж его не хочет.
Нужно искать плюсы в странностях. Если вы диабетик, то плюсом является то, что вы можете прикончить себя сладостями: «Меня всё достало. Передайте щербет, пожалуйста».
— Вспомни просто то, что повышает тебе настроение.
— Да был один курьез. Ничего особенного, если подумать. Мне было лет шесть, меня сводили родители в луна-парк. Катались на американских горках, ели сахарную вату, павильоны всякие разглядывали. После аттракционов мне захотелось мороженого, но родители отказали.
— И что ты сделал?
— Ничего, просто погрустил немного. Когда отец пошел за машиной, мама уволокла меня к ларьку и купила крем-брюле, сказав, чтобы я ел быстрее, а то папа увидит. Ну я ем, давлюсь, стараюсь побыстрее, а машины все нет. Мама пошла искать, а отец подъехал с другой стороны с брикетиком «Лакомки». Говорит, мол, ешь скорее, только маме не говори.
Поэзия Н. В. Гоголя – это музыка безусловной и бескрайней жизни, величия и торжества творения, взламывающего любые опрокинутые на него человеком границы, как бы тот ни пытался убежать и скрыться от этого. Сущее не преследует человека, не связывает его обязательствами и не стесняет ограничениями. Русская поэзия в том, что живой человек свободен, свободен абсолютно и безусловно, жизнь-эгрегор от него ничего не требует и не навязывает, она наполняет человека собой, даром и ничего не спрашивая взамен. Художник замирает в восхищении перед грандиозностью поступи жизни, перед её «великим безразличием» ко всему, к абсолютно всему, что она собой наполняет.
Я так люблю,
чтоб все перемежалось!
И столько всякого во мне перемешалось
от запада
и до востока,
от зависти
и до восторга!
Я знаю — вы мне скажете:
«Где цельность?»
О, в этом всем огромная есть ценность!
Я вам необходим.
Я доверху завален,
как сеном молодым
машина грузовая.
Сегодня психологи приходят к согласию по поводу того, что процесс принятия человеком решений делится на два уровня — рациональный и интуитивный — и что мы постоянно переключаемся с одного на другой подобно фарам автомобиля, переключающимся с дальнего света на ближний. Судя по всему, многие ошибки мы совершаем потому, что находимся в одном состоянии, но при этом полагаем, что пребываем в другом. Мы не учимся на собственном опыте, так как просто не знаем, на каком именно опыте надо учиться. Мы думаем, что поступаем рационально, тогда как на самом деле действуем под влиянием интуиции, и наоборот. А когда ошибка уже допущена, часто объясняем её не теми причинами, какими следовало бы.
Задумался о тех, кто пишет фразу: «В моей смерти прошу никого не винить». Неужели они не чувствуют всего идиотского и неуместного официоза этих слов? Неужели они всерьез рассчитывают, что близкие родные, прочитав легко узнаваемый текст, пожмут плечами и сразу же согласятся: «а, ну раз так, раз любимый смертник сказал, то и не будем себя винить, пойдем помянем и по домам»? Нелепо. Глупо. И страшно, потому что именно эту фразу пишут раз за разом, повторяя снова и снова. Одну и ту же. Безобразно банально и безвозвратно жутко. Но все же именно эта фраза врастает в подкорку всей своей ледниковой плоскостью. И каждый раз, когда предательски дергается рука, когда взгляд упирается в бездонную точку ночного бессветия, когда нет сил даже сглотнуть боль, когда вжимаешь плечи в бетонную стену, превращаясь из человека в сигнальный знак «стоп», в сжатую безумием и отчаяньем пружину... Именно эта чертова фраза бегущей строкой внутреннего хаоса медленно течет по изнанке твоих собственных век.
— Пирожок хочешь?
— Я не ем сахар.
— Ну да, я тоже. Только в булочках, пирожках и печенье.