Я заключенный под номером 786,
Смотрю на мир сквозь решетку тюрьмы.
Меняются годы, месяцы, дни,
Запах этой земли напоминает мне аромат отцовских полей,
А в зной чувствую на губах холодный напиток мамы моей.
Летний дождь проливной о летних качелях напомнил,
А зимой согревает меня пламя костра и память о празднике Лори.
Они говорят, что страна мне чужая, чужая,
Но только совсем как моя.
Он говорит: «Не похож на него я»,
Тогда почему он похож на меня?
Кто-то из эмигрантов, кажется князь Гагарин, говорил, что в Советском Союзе осуждённых приговаривают к десяти годам лишения свободы без права переписки. Выдумать такое мог только садист.
— Продолжишь говорить о невиновности — вернешься сюда так быстро, словно у тебя магнит в заднице.
— Я ничего не делала!
— Слышь, я тоже, догоняешь? Да все сюда попали, кто свернул не туда по пути в церковь.
— Мы вам приклеиваем парик.
— Так.
— Рисуем татуировку.
— Так.
— И сажаем в тюрьму.
— Так… А за что это?
Мое заключение — это обратная материальная сторона матрицы, сотни поставленных в строй тел — ослабленных, бледных, бессловесных, сотни физических существований, обволакиваемых слизью возвращения того же самого, слизью апатии и застоя.
Вы можете бросить меня в тюрьму, но вы не отнимите у меня свободы. Я, Джон Лилберн, рожден свободным.
Я не боюсь перспективы провести всю мою жизнь в тюрьме. Я был рожден в тюрьме, где я не могу свободно выражать свое мировоззрение.
Это прикольная российская мода 21-го века — тюрьма... Сегодня все туда хотят... И кто последний?
Cлайд с цитатой