Звёздный путь: Оригинальный сериал (Star Trek: The Original Series)

Другие цитаты по теме

Подлинное сострадание заключается в том, чтобы вовсе не касаться больного места человека, когда он страдает.

Я жалею вас больше, чем его [Кирка], потому что вы никогда не узнаете, что пробуждает в мужчине любовь. Восторг, страдания, готовность нарушить правила, отчаянный риск, славные падения и славные победы. Вы не узнаете этого просто потому, что в вашей книге нет слова «любовь».

«Можно сколько угодно говорить о любви к ближнему, но пока ты не будешь готов постирать нижнее белье своей соседки по палате, у которой парализованы две руки, как это делает каждый день одна пожилая женщина, поменять подгузник и вымыть промежность чужому человеку, не за деньги, а из сострадания к несчастному, любовь к ближнему и к Богу останутся лишь пустыми словами. Можно расшибить лоб и стереть колени в кровь во время ежедневных молитв, но пока ты не сделаешь какой-нибудь поступок, подтверждающий твою любовь к ближнему, все молитвы твои ничего не стоят», – думал Марк, наблюдая за работой на первый взгляд суровых, но на самом деле очень добрых санитарок, которые каждый день умывали, кормили, меняли подгузники одиноким беспомощным старикам и старухам. «Конечно, это их работа, они получают за это деньги. Но это небольшие деньги за такую работу. Тут без сострадания никак».

Да, сострадание – это грех, странный, даже парадоксальный грех. Если ты сострадаешь, ты думаешь, что нуждаются в тебе, что своим сочувствием ты оказываешь помощь. Но, на самом деле, это ты нуждаешься в других людях, ведь именно они делают тебя человеком. Мы нуждаемся в других людях – в этом правда. Все прочее – ложь, и ты лжешь себе, если думаешь иначе.

— Мне нужен совет.

— Тогда мне нужно выпить.

Когда пришла настоящая боль, сострадания уже не осталось. Ничто так не способствует потере памяти, как война, Даниель. Мы молчим, а нас пытаются убедить, будто всё, что мы видели, что делали, чему научились от себя и самих других, — не более чем иллюзия, страшный сон. У войны памяти нет. Никто не осмеливается осмыслить происходящее, а после уже не остаётся голосов, чтобы рассказать правду, и наступает момент, когда никто уже ничего в точности не помнит. Вот тогда-то война снова возвращается, с другим лицом и другим именем, чтобы поглотить всё, что оставила за собой.

Бог особо слышит молитву того, кто, страдая сам, просит у Него о том, чтобы исцелились другие.

— Вы в библиотеке?

— Нет, мы в пустыне с арктическими характеристиками...

— Здесь холодно!

... кто жесток к животным, тот не может быть добрым человеком.

(Сострадание к животным так тесно связано с добротой характера, что можно с уверенностью утверждать, что не может быть добрым тот, кто жесток с животными.)

— Забавно. Шеф Вандерберг сказал о хортах то же самое, что мать хорта сказала мне о людях. Внешность гуманоидов вызывает у неё отвращение, но она надеется к ним привыкнуть.

— Она так и сказала? Скажите, она ничего не говорила по поводу ваших ушей?

— В общем-то нет. Но у меня сложилось впечатление, что в людях они ей понравились больше всего. Я не решился сказать, что они есть только у меня.

— Ей и правда понравились ваши уши?

— Капитан, хорта — очень умное и чувствительное существо с безупречным вкусом...

— Потому что вы ей понравились?

— Знаете, капитан, моя скромность...

— Не выдерживает близкого рассмотрения, мистер Спок. Похоже, в вас всё больше и больше человеческого.

— Капитан, не вижу причины стоять здесь и слушать оскорбления.