Дэн Уэллс. Я - не серийный убийца

Мне кажется, огонь не оставляет после себя ничего — на самом деле зола не есть часть огня, это часть горючего материала. Огонь изменяет ее форму, вытягивает энергию и превращает… в новый огонь. Огонь не создает ничего нового, он просто существует. Если для этого необходимо что-то уничтожить, огонь не станет возражать. С точки зрения огня это другое и существует в первую очередь для того, чтобы мог жить огонь. Когда оно исчезает, исчезает и огонь, и, хотя можно обнаружить свидетельства его ухода, остатков самого огня вы не найдете — ни света, ни жара, ни крохотных звездочек погаснувшего пламени. Он исчезает, превращаясь в то, чем был до этого, и если он что-то чувствует или помнит, у нас нет способа узнать, чувствует ли он и помнит ли он нас.

0.00

Другие цитаты по теме

Сосны вокруг были темны, как рога демонов, а заходящее за кроны дубов солнце превращало голые ветки в кровавые кости.

Я обошел костер, пошуровал в нем кочергой, посмеялся вместе с ним над тем, как он поедает дерево и уничтожает бумажные тарелки. Обычно костер трещит и щелкает, но на самом деле это говорит не огонь, а дерево. Чтобы услышать голос огня, нужно огромное пламя, как это, мощная топка, которая рычит, создавая собственную тягу.

Раньше я уже составлял список людей, которых рано или поздно собирался убить. Теперь это было против моих правил, но иногда мне очень не хватало этого списка.

Я не знал, как объяснить ей то, что я хотел сказать. Социопатия — это не только эмоциональная глухота, но еще и эмоциональная немота. Я чувствовал себя, как Симпсоны на нашем телевизоре с выключенным звуком: они размахивали руками и кричали, не произнося ни слова. Мы с мамой словно говорили на разных языках и никак не могли понять друг друга.

Думаю, моя судьба ведет меня путем серийного убийцы.

— Как можно быть счастливой, если психотерапевт говорит, что мой сын — социопат. Счастье — это когда…

— Он сказал, что я социопат?

Это было здорово. Я всегда что-то такое подозревал, но получить подобный диагноз официально было очень приятно.

Мама ходила из комнаты в комнату, громко разговаривая сама с собой, вешала пальто Лорен, накрывала на стол, заглядывала в холодильник. Это был ее фирменный стиль: она не разговаривала с Лорен и не показывала какого-то особого к ней отношения, но давала понять, что Лорен важна для нее, делая для дочери всякие мелочи. Наверное, это было мило, но, с другой стороны, все это могло перерасти в скандал: «Я столько для тебя делаю, а ты и бровью не ведешь». Я готов был поспорить, что больше трех часов Лорен не выдержит — бросится вон. Но по крайней мере, за это время мы успеем поесть.

Я подкапывался под фундамент чего-то более крупного и глубокого, проделывал царапинки в стене, которую боялся разрушить. За этой стеной обитал монстр, и я выстроил ее надежной, чтобы чудовище не смогло выбраться на свободу.

Теперь оно шевельнулось, потянулось, заволновалось во сне.

В городе, похоже, появился новый монстр, и я спрашивал себя: не разбудит ли его присутствие того, которого прятал я?

Комната Брук находилась на втором этаже в заднем левом углу, а это означало, что в ней два окна: одно выходило на дом Петерманов и всегда было занавешено, а другое, выходившее на лес, она никогда не зашторивала. Мы жили на краю города, поэтому соседей с той стороны не было — наши дома стояли последними, и вообще там на многие мили не было ни одного человека. Брук думала, что ее никто не видит. А я думал, что она красавица.

Сколько времени пройдет, прежде чем сбудется мамино пророчество и горожане начнут обвинять друг друга? Люди боятся всего необычного, а у того, кто необычнее всех, все шансы вытащить выигрышный билет в этой лотерее охоты на ведьм.