Дэн Уэллс. Я - не серийный убийца

Другие цитаты по теме

Мне кажется, огонь не оставляет после себя ничего — на самом деле зола не есть часть огня, это часть горючего материала. Огонь изменяет ее форму, вытягивает энергию и превращает… в новый огонь. Огонь не создает ничего нового, он просто существует. Если для этого необходимо что-то уничтожить, огонь не станет возражать. С точки зрения огня это другое и существует в первую очередь для того, чтобы мог жить огонь. Когда оно исчезает, исчезает и огонь, и, хотя можно обнаружить свидетельства его ухода, остатков самого огня вы не найдете — ни света, ни жара, ни крохотных звездочек погаснувшего пламени. Он исчезает, превращаясь в то, чем был до этого, и если он что-то чувствует или помнит, у нас нет способа узнать, чувствует ли он и помнит ли он нас.

Огонь — это нечто краткое, временное, самая суть скоротечности бытия. Он появляется внезапно, с ревом врывается в жизнь, когда соединяются горючий материал и высокая температура, жадно пляшет, пока все вокруг него чернеет и свертывается. Когда пищи не остается, он умирает, не оставляя после себя ничего, кроме золы — остатков дерева, листьев и бумаги, которые оказались слишком нечистыми для горения, слишком недостойными того, чтобы присоединиться к огню в его пляске.

Мы все неплохо ладили с Маргарет. Она была вроде изоляции, которая предотвращала короткие замыкания и искрения в нашей семье.

— Представь, что в город приезжает новый автор комиксов.

— Здорово, — отозвался Макс.

— Точно, — продолжал я. — И он работает над новой книгой, а ты хочешь узнать, что это будет. Здорово?

— Я же только что сказал, — ответил Макс.

— Ты бы все время думал об этом и пытался угадать, что он делает, сравнивал бы свои догадки с догадками других, и тебе бы это нравилось.

— Конечно.

— Вот так и со мной, — сказал я. — Новый серийный убийца — это как автор комиксов, работающий над новой книгой прямо здесь, в городе, и я пытаюсь его вычислить.

Бальзамирование — это нечто такое… не знаю, как описать. Все равно что играть с большой куклой, одевать ее, купать, вскрывать, чтобы посмотреть, что у нее внутри. Как-то раз, когда мне было лет восемь, я через щелку в двери подглядывал, как это делает мама, пытался понять, в чем же этот великий секрет. Думаю, когда на следующей неделе я распорол плюшевого мишку, она не догадалась, откуда ноги растут.

Я чувствовал себя разбитым и подавленным, словно новый человек в старом теле, которое ему уже не подходит.

Я обошел костер, пошуровал в нем кочергой, посмеялся вместе с ним над тем, как он поедает дерево и уничтожает бумажные тарелки. Обычно костер трещит и щелкает, но на самом деле это говорит не огонь, а дерево. Чтобы услышать голос огня, нужно огромное пламя, как это, мощная топка, которая рычит, создавая собственную тягу.

Я почувствовал, как по телу прошла нервная дрожь — словно удар грома, порыв ветра. Я весь горел. Меня потрясла сила этого чувства — чистой, незамутненной эмоции.

Вот оно. Вот чего я не чувствовал никогда прежде — эмоциональной связи с другим существом. Я пробовал быть добрым, пробовал любить, дружить, говорить, делиться, подглядывать, но все без толку До этого момента. Пока не попробовал страх. Я чувствовал ее страх каждой клеточкой своего тела, словно электрический гул, и впервые жил. Мне нужно испытывать это снова и снова, иначе это желание сожрет меня заживо.

Когда-нибудь мне придется сказать ей об Эдде Гейне. В детстве мать одевала его как девочку. Большую часть своей взрослой жизни он убивал женщин и делал одежду из их кожи.

— Значит, серийные убийцы — это что-то вроде киногероев? — спросила она.

— Да я вовсе не это говорю. Это больные извращенцы, они совершают ужасные вещи. Просто, я думаю, желание узнать о них побольше не делает тебя больным извращенцем.

— Есть большая разница между желанием узнать о них побольше и мыслями о том, что ты станешь одним из них.