Милан Кундера. Невыносимая лёгкость бытия

Другие цитаты по теме

Похоже, будто в мозгу существует совершенно особая область, которую можно было бы назвать поэтической памятью и которая отмечает то, что очаровало нас, тронуло, что сделало нашу жизнь прекрасной.

С тех пор, как он узнал Терезу, уже ни одна женщина не имела права запечатлеть в этой части мозга даже самый мимолётный след.

Он вспомнил знаменитый миф из Платонова «Мира»: люди сначала были андрогинами, и Бог разделил их на две половинки, которые с тех пор блуждают по свету и ищут друг друга. Любовь — это мечта найти затерянную половину нас самих.

Она уснула. Он наклонился к ней. Её горячечное дыхание участилось, раздался слабенький стон. Он прижался лицом к её лицу и стал шептать ей в сон утешные слова. Вскоре он заметил, что её дыхание успокаивается, и её лицо невольно приподнимается к его лицу. Он слышал из её рта нежное благоухание жара и вдыхал его, словно хотел наполниться доверчивостью её тела. И вдруг он представил, что она уже много лет у него и что она умирает. Им сразу же овладело отчетливое ощущение, что смерти её он не вынесет. Ляжет возле и захочет умереть вместе с нею. Растроганный этим воображаемым образом, он зарылся лицом в подушку рядом с её головой и оставался так долгое время.

Они говорили о его приятеле З., и вдруг она обронила: «Если б не встретила тебя, наверняка бы влюбилась в него».

Уже тогда эти слова привели Томаша в состояние странной меланхолии. А теперь он вдруг осознал абсолютную случайность того факта, что Тереза любит его, а не приятеля З. Что кроме её осуществлённой любви к нему в империи возможностей есть ещё бесконечное множество неосуществлённых влюблённостей в других мужчин.

Она испытывала сейчас такое же удивительное счастье и такую же удивительную грусть, как и тогда. Грусть означала: мы на последней остановке. Счастье означало: мы вместе. Грусть была формой, счастье — содержанием. Счастье наполняло пространство грусти.

Человек ведомый чувством красоты, превращает случайное событие (музыку Бетховена, смерть на вокзале) в мотив, который навсегда останется в композиции его жизни.

Но не становится ли событие тем значительнее и исключительнее, чем большее число случайностей приводит к нему? Лишь случайность может предстать перед нами как послание. Все, что происходит по необходимости, что ожидаемо, что повторяется всякий день, то немо. Лишь случайность о чем-то говорит нам. Мы стремимся прочесть ее, как читают цыганки по узорам, начертанным кофейной гущей на дне чашки.

Жизнь, которая исчезает однажды и навсегда, жизнь которая не повторяется, подобна тени. Она без веса, она мертва наперёд и как бы ни была страшна, прекрасна или возвышенна, этот ужас, возвышенность и красота ровно ничего не значат.

Внутренний императив ещё сильнее и потому тем настойчивее зовёт к бунту.