— Харитон Юрьевич — после стука в дверях моего кабинета появилась Шелестова, отвлекая меня от размышлений, в которые я погрузился сразу после того, как приехал в редакцию. Подумать‑то есть о чем — Я по делу.
— Если ты затеяла переворот на Кубе, с последующим захватом власти — то я с тобой — одобрительно кивнул я — Там море и солнце, к тому же там никто не думает о том, что наступит завтрашний день. И сигарки там славные.
— Не умею я. Ну вот не умею, — недовольно пояснил он мне.
— Плохо. Надо неустанно овладевать полезными умениями и навыками, — наставительно сообщил я ему. — Потому как знания — они самое верное орудие пролетариата. И куда лучше и надежнее булыжника, тоже популярного в народной среде оружия.
— Кого? — заинтересовался Данут. — А что такое пролетариат? Ты поподробнее не объяснишь?
Стоп! Не хватало только вооружить этих компаньерос марксистско-ленинской теорией, они тут мигом социалистическую революцию забабахают, в отдельно взятых джунглях.
Я достал телефон и набрал Вежлеву.
— Любезный сэр, — сообщила мне она вместо приветствия. — Если вы позвонили мне сообщить, что завтра всё отменяется, я прокляну вас, а после брошусь вниз со своего девятого этажа, как с башни в море. И мой бесплотный призрак будет являться вам каждую ночь, махать пальцем перед вашим носом и премерзко шипеть.
— Напротив, моя прелестная леди. — Я поддержал её шуточный тон. — Я позвонил вам, дабы убедиться в том, что наша завтрашняя встреча состоится, ибо только ожиданием её, её одной, я живу все эти длинные дни и эти ужасающие, пустынные и наполненные тоской ночи.
— Итак, — Верорг разжал кулаки и припечатал ладони к столу, — что ты хочешь за свои услуги?
— Щенка, саблю и барабан! — я активно похлопал ресницами. — И ещё пятьсот эскимо!
Вообще — страннейшее дело эти перекрестки судьбы. Нет, жизнь постоянно подбрасывает нам выбор своего пути, это нормально. Поступи так — и всё пойдет по одному сценарию, поступи эдак — и по — другому. Но бывают события, которые определяют не просто то, как пройдет твой следующий день, а то, как ты потом будешь существовать в этом мире годы, а то и десятилетия.
— Мастер, где тут левый фланг? — спросил я гнома.
— Слева, — уставился он на меня, видимо, поразившись моей недалёкости.
— А, ну да, — сказал ему я и побежал к левой части равнинки, но не добежал.
— Когда я узнал о том, что случилось, я очень опечалился. Хотя это и предсказуемо — вы едите очень много жирной пищи.
— Ем, грешен — не стал спорить я — Так вкусно же.
— Ножом и вилкой копаем мы себе могилу — назидательно сказал Ерема — Воздержанность в еде продлевает жизнь.
— Все болезни — от нервов — не согласился с ним я — И только срамные от удовольствия.
— Не умею я. Ну вот не умею, — недовольно пояснил он мне.
— Плохо. Надо неустанно овладевать полезными умениями и навыками, — наставительно сообщил я ему. — Потому как знания — они самое верное орудие пролетариата. И куда лучше и надежнее булыжника, тоже популярного в народной среде оружия.
— Кого? — заинтересовался Данут. — А что такое пролетариат? Ты поподробнее не объяснишь?
Стоп! Не хватало только вооружить этих компаньерос марксистско-ленинской теорией, они тут мигом социалистическую революцию забабахают, в отдельно взятых джунглях.
Итак — выпьем за благополучное возвращение под родную крышу наших дорогих друзей — Кифа и Вики. Мы скучали за вами, как за космонавтом ракета. Прозит!
Скверное чувство — злость. Оно убивает мысли, заставляет делать глупости и никогда не приводит ни к чему хорошему.
Разбудила. Вот всё-таки разбудила.
— Не пойду я никуда, — уже членораздельно произнес я, — Не хочу. Лучше расстреляй меня.
— И очень плохо! — назидательно произнесла Вика.
— Расстреляй хорошо, — предложил я, — Найми актёров, одень их в белогвардейскую форму, и пусть лощёный офицер с тонкими усиками, махнув перчаткой, крикнет: «Огонь». Он даже может обругать меня: «краснопузой сволочью».
Cлайд с цитатой