— Ты рисковала жизнью, чтобы увидеть меня?
— Этой причины тоже вполне достаточно!
— Ты рисковала жизнью, чтобы увидеть меня?
— Этой причины тоже вполне достаточно!
Я простила тебе всё ещё тогда, в первый день, когда поняла, что люблю тебя. Любовь не слепа. Открывая свое сердце другому человеку, надо знать, что он именно тот, кто может причинить тебе самую большую боль. Нельзя любить, изначально не простив всего уже так, как будто бы это произошло.
А Ингрид бросилась своему животному на шею. У нее не было слов, которые она могла бы сказать ему. Она просто обнимала его и плакала. Плакала от счастья, от того, что мир любит ее. От того, что этот мир продолжал оставаться самым прекрасным на свете, самым прекрасным и самым волшебным. В нем было по-прежнему все возможно.
– Так почему ты не защищаешься? – повторила она свой вопрос таким ласковым голосом, что Ингрид почувствовала себя не в силах ей врать или увиливать.
– Я не умею, – ответила она.
– Как такое может быть?
– Я не знаю боевой магии. Эльмаренцы говорят, что чем больше человек защищает себя сам, тем меньше его защищает мир. И наоборот.
– Зачем же ты вчера согласилась на поединок?
– Отказаться – значит проявить недоверие. Как только ты начинаешь не доверять, ты разрываешь связь со своим миром. И вы перестаете быть одним целым.
– Мама, я хочу, чтобы у моего единорога были крылья, – сказала Ингрид. – Как у ваших с Аароном пегасов, – добавила она Дарену.
Дарен чуть не подавился печеньем:
– Так ты хочешь единорога! – ошарашено произнес он. – Да и еще и крылатого!
– Да, чтобы летать вместе с вами, – подтвердила Ингрид, понимая, что сейчас подвергнется еще большим насмешкам со стороны брата.
– Мама, ты знала об этом? – почти возмущенно спросил Дарен.
– Я догадывалась, – устало вздохнула Беатрис.
– Но ведь нельзя хотеть единорога! – не унимался Дарен. – Никому из нас нельзя было хотеть единорога, потому что это невозможно!
Ингрид удивленно раскрыла глаза, а потом прыснула со смеху:
– Как это нельзя хотеть? Ты в своем уме? Кто же, если не ты сам, решаешь, чего тебе хотеть?
— Вы хотите сказать, что вы недовольны жизнью?
— А кто доволен?
— Я.
— Она серьёзно?
— Надеюсь.
— Ну тогда вы счастливый человек, хоть и не выиграли в Лас-Вегасе.
— Мое имя — Диана.
Ну хоть раз он улыбнулся искренне. Без придури и притворства.
— Так ты с нами, Шейд Бэрроу?
— Я с вами, Диана.
— Тогда мы взойдем, — начала я.
А закончили мы в унисон:
— Алые, как заря.
Гизелла учила меня, что ложь мужчины сродни тупым ножницам: отрезать чувства не может, а боль причиняет неимоверную.
Любовь — упорство до конца;
Ища вниманья знатной дамы,
Усердны будьте и упрямы:
Не камни — женские сердца.
Любовь, зачем ты мучаешь меня,
Ведь я забыть тебя была готова,
Зачем же тень твоя приходит снова
Жестокой болью душу мне казня?