У нас в Грузии говорят: палец покалечишь — вся рука болит.
0.00
Елень наклонился к нему и так же тихо сказал:
— Нужно верить. С человеком всякое в жизни случается. Может, его кто обкрадывал, и он теперь… А если бы и мне не поверили? А ведь верят.
Януш Пшимановский. Четыре танкиста и собака
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойЛидка тоже пришла поздравить. На ней было чистое, выглаженное обмундирование, волосы — пушистые, недавно вымытые. Она по очереди пожала руки членам экипажа, а Янека поздравила последним.
— Не знала… Очень беспокоилась за тебя, — начала она. — Все рассказывают, даже трудно поверить, что ты и твой экипаж…
Янек слушал молча, глядя ей в глаза.
Криво усмехнувшись, Лидка резко повернулась и ушла.
Шарик ел спокойно, с достоинством. Янек уселся возле него на траве. Он услышал, как Григорий вполголоса сказал Еленю:
— Хорошая девушка верит в джигита, и тогда джигит богатырские дела вершит. Плохая девушка не верит в джигита. Если он совершает геройский поступок, который все видят, она говорит: «Трудно поверить». Скажи сам, разве это хорошая девушка?
— Хочет вечером с ним показаться, ведь теперь у него Крест Храбрых, — добавил Густлик.
Кос отвернулся, сделав вид, что не слышит. Слова друзей его огорчили. Досадно, что они судачат об этом…
— Теперь понимаешь, Янек? — спросил Семенов. — Если бы ударили вчера, или сегодня, или даже за несколько минут, гитлеровцы могли бы подтянуть резервы или отступить.
— Я ему рассказывал, — вставил довольный Григорий, — если в шишку ударишь обухом топора, то только ветка закачается. Хочешь орех разбить, бей его на чем-нибудь твердом. Вот и сейчас, когда они окружены…
За деревьями лежали пестрые поля, нарезанные узко, как полоски из цветной бумаги. Война прошла здесь так быстро, что не успела их выжечь.
— Вот смех! — удивленно восклицал Саакашвили, привыкший к необъятно широким полям в Советском Союзе. — Шагнешь один раз — картошка, шагнешь другой — рожь растет, еще шаг — и в капусту попал.
Саакашвили встал, обнял Янека за плечи и закончил: — Кто хочет найти, тот находит, да еще в награду судьба на часах его жизни время назад переводит.
Альпинист, бегун-спринтер или пловец знают, что последние метры до вершины, финишной ленточки или до берега самые трудные. То же самое и на войне.
— Наши, говорят, уже в Грохуве. Завтра с утра пойдете в наступление вместе с пехотой. Поосторожнее…
— Обязательно будем осторожно… — засмеялся Григорий. — Одна мама говорила летчику: «Летай, сынок, низко и не быстро».
Овчарка, в жизни которой все было ясно — голод или сытость, ненависть или любовь, — удивлялась и не понимала сложных людских дел. Откуда ей было знать, что о простых и очевидных для каждого, хотя бы раз увидевшего издалека эту пару, вещах труднее всего говорить именно им двоим. Труднее всего, потому что не знают они, как в несколько маленьких слов вместить большое чувство. А говорить долго и красиво они не умеют — война этому не учит.
— Ты можешь спать здесь. Я лягу у двери и никого не пущу. — Он опустился на колени у ее ног и говорил, поднимая к ней свое лицо.
— И сам не войдешь? — спросила она с иронией.
— Нет. Даю слово. Я ведь говорил тебе, что полюбил Ханю, только ее одну. А как теперь узнать…
Лидкино лицо изменилось, застыло в злобной усмешке.
— А ты напиши. Почтальон разберется. Но, чтобы ты потом не ошибался, пусть она покрасит левое ухо зеленой краской…
Когда косари убирают урожай и под звон кос шаг за шагом продвигаются вперед, устилая свой путь колосьями, есть в этом что-то напоминающее наступающий фронт. Когда же уставшие косари останавливаются перевести дух, смахнуть с лица пот, наточить косы, это тоже похоже на фронт, готовящийся к новому наступлению.