Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Летом столицы пустеют. Субботы и отпуска
уводят людей из города. По вечерам — тоска.
В любую из них спокойно можно ввести войска.
Слава нормальной температуре! -
на десять градусов ниже тела.
Слава всему, до чего есть дело.
Всему, что еще вам не надоело!
Летом столицы пустеют. Субботы и отпуска
уводят людей из города. По вечерам — тоска.
В любую из них спокойно можно ввести войска.
Все чуждо в доме новому жильцу.
Поспешный взгляд скользит по всем предметам,
чьи тени так пришельцу не к лицу,
что сами слишком мучаются этим.
Но дом не хочет больше пустовать.
И, как бы за нехваткой той отваги,
замок, не в состояньи узнавать,
один сопротивляется во мраке.
Да, сходства нет меж нынешним и тем,
кто внес сюда шкафы и стол, и думал,
что больше не покинет этих стен;
но должен был уйти, ушел и умер.
Ничем уж их нельзя соединить:
чертой лица, характером, надломом.
Но между ними существует нить,
обычно именуемая домом.
Рядом с ним легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Столько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
Воздух такой свежий и терпкий, что даже на языке ощущается горечь молодой зелени. Начало лета, какого же счастья ещё можно пожелать?
Я обнял эти плечи и взглянул
На то, что оказалось за спиною,
И увидал, что выдвинутый стул
Сливался с освещённою стеною.
Был в лампочке повышенный накал,
Невыгодный для мебели истёртой,
И потому диван в углу сверкал
Коричневою кожей, словно жёлтой.
Стол пустовал, поблескивал паркет,
Темнела печка, в раме запылённой
Застыл пейзаж, и лишь один буфет
Казался мне тогда одушевлённым.
Но мотылёк по комнате кружил,
И он мой взгляд с недвижимости сдвинул,
И если призрак здесь когда-то жил,
То он покинул этот дом, покинул.
Будь у меня сейчас какая-то власть, я заставил бы все «Правды» и «Известия» печатать Пруста, чтобы его мог прочесть каждый. Пруста, а потом еще Музиля — писателя, гениального в своем умении сомневаться. Это было бы куда лучшим воспитанием чувств для страны, чем бесконечные речи, произносимые моими соотечественниками.