Каждая нация насмехается над другой, и все они в одинаковой мере правы.
Когда я слушаю музыку, мне часто представляется, что жизнь всех людей и моя собственная суть сновидения некоего вечного духа и что смерть есть пробуждение.
Каждая нация насмехается над другой, и все они в одинаковой мере правы.
Когда я слушаю музыку, мне часто представляется, что жизнь всех людей и моя собственная суть сновидения некоего вечного духа и что смерть есть пробуждение.
Нации — это богатство человечества, это обобщённые личности его; самая малая из них несёт свои особые краски, таит в себе особую грань Божьего замысла.
Иметь в себе самом столько содержания, чтобы не нуждаться в обществе, есть уже потому большое счастье, что почти все наши страдания истекают из общества, и спокойствие духа, составляющее после здоровья самый существенный элемент нашего счастья, в каждом обществе подвергаются опасности, а потому и невозможно без известной меры одиночества.
Признание строгой необходимости человеческих поступков — это пограничная линия, отделяюшая философские умы от других.
Самостоятельность суждений — привилегия немногих: остальными руководят авторитет и пример.
Тот, кто придает большую ценность людскому мнению, оказывает людям слишком много чести.
(Кто придает большое значение мнению людей, делает им слишком много чести.)
Если мы хотим развивать не только военную индустрию, медицину, и многое-многое другое; в спорте, но кулинария — это тоже очень важный двигатель дипломатии в том числе. И лицо государства.
А у нас «государства лицо» пока — икра, пирожки, пельмени, щи, борщи...