Александр Солженицын

По забавному предсказанию Д. С. Лихачева литература будет развиваться так, что крупные писатели станут приходить все реже, но каждый следующий — все более поражающих размеров. О, дожить бы до следующего!

Гласность, честная и полная гласность — вот первое условие здоровья всякого общества. Кто не хочет отечеству гласности — тот не хочет очистить его от болезней, а загнать их внутрь, чтобы они гнили там.

Нации — это богатство человечества, это обобщённые личности его; самая малая из них несёт свои особые краски, таит в себе особую грань Божьего замысла.

За всё столетие единственный раз собрал Запад силы на бой против Гитлера. Но плоды того давно растеряны. Против людоедов в этом безбожном веке найдено анестезирующее средство: с людоедами — надо торговать. Таков сегодняшний бугорок нашей мудрости.

Сегодня мир дошёл до грани, которую если бы нарисовать перед предыдущими веками — все бы выдохнули в один голос: ««Апокалипсис!»

Но мы к нему привыкли, даже обжились в нём.

Возликует ли неограниченная свобода слова на другой день после того, как кто-то сбросит нынешний режим? над какими просторам будет завтра порхать свободная мысль? Даже не одумаются предусмотрительно: а как же устроить дом для этой мысли? А будет ли крыша над головой? (И: будет ли в магазинах не подделанное сливочное масло?)

Я с тревогой вижу, что пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространнодержавного мышления, от имперского дурмана, переняло от коммунистов никогда не существовавший дутый «советский патриотизм» и гордится той «великой советской державой», которая в эпоху чушки Ильича-второго [Леонид Брежнев] только изглодала последнюю производительность наших десятилетий на бескрайние и никому не нужные (и теперь вхолостую уничтожаемые) вооружения, опозорила нас, представила всей планете как лютого, жадного, безмерного захватчика — когда наши колени уже дрожат, вот-вот мы свалимся от бессилия. Это вреднейшее искривление нашего сознания: «зато большая страна, с нами везде считаются», — это и есть, уже при нашем умирании, беззаветная поддержка коммунизма.

Цели империи и нравственное здоровье народа несовместимы.

Раскаяние есть первая верная пядь под ногой, от которой только и можно двинуться вперед не к новой ненависти, а к согласию. Лишь с раскаяния может начаться и духовный рост. Каждого отдельного человека. И каждого направления общественной мысли.

Мое детское и юношеское становление сопровождали Шиллер и Гете. Позже испытал я увлечение Шеллингом. И для меня драгоценна великая немецкая музыка. Я не представляю свою жизнь без Баха, Бетховена, Шуберта.

Когда я в лагере был, то я писал даже на каменной кладке. Я на клочке бумажки писал карандашом, потом содержание запомню и уничтожаю бумажку.