Да провались они все в ад, эти отчимы, эта тяжесть руки, толкающей вниз, на беззащитной детской макушке, эти бесхребетные матери, эти виновные Дездемоны! Пусть сгинет раз и навсегда весь этот никому не нужный багаж рода и племени!
— Подойдет все, что поможет создать образ семьи. Жаль, что у них нет детей.
— Хорошо, что у тебя борода и усы, а то он бы одел на тебя комбинезончик и отправил в кадр.
Жизнью движет ярость, подумал он тогда. Ярость — сексуальная, лежащая в основе эдипова комплекса, скрытая в политике, в магии, в звериной жестокости — заставляет нас достигать заоблачных высот или опускаться на невообразимые глубины. Фурии, воплощение ярости, порождают миры, даруют нам вдохновение, свежесть мысли, страсть, но также насилие, боль, абсолютное разрушение, вынуждают наносить и получать удары, от которых нельзя оправиться. Фурии преследуют нас. Танцуя танец ярости, Шива разрушает, но одновременно и творит мир.
— Ты была личным помощником?
— Нет, но я старшая из шести детей и смогу сделать все, что вы попросите.
— Шестеро детей... Каково это?
— Многолюдно.
«Значит, ты не испытала еще радости материнства?» — спросил я ее.
«Собираюсь в июле, — сказала она. — Есть еще вопросы?»
«Да, — ответил я, — когда же ты изменила свое мнение о том, что рожать детей в этом говенном мире — аморально?»
«Когда я встретила человека, который оказался не говном», — ответила она и повесила трубку.
... В семье, где умственные способности ценятся превыше всего, одарённому ребёнку не дадут спокойно жить.
Я понял, что должен выражаться еще откровеннее.
— Я никогда не смогу на тебе жениться, Оликея. Ты не сможешь стать моей… — Я попытался вспомнить спекское слово и понял, что мне оно неизвестно. Тогда я воспользовался гернийским: — Женой. Ты никогда не станешь моей женой.
Она облокотилась мне на грудь и сверху вниз заглянула мне в лицо.
— Что это такое? Жена?
Я печально улыбнулся.
— Жена — это женщина, которая будет жить со мной до конца моей жизни. Женщина, которая разделит со мной дом и судьбу. Женщина, которая родит моих детей.
— О, я рожу моих детей, — спокойно заверила меня Оликея и снова улеглась рядом со мной. — Надеюсь, девочку. Но мне не нравится твой дом в пустых землях. Ты можешь оставить его себе. Что до судьбы, то у меня есть своя судьба, так что твоя мне не нужна. Ее ты тоже можешь оставить себе.
— Не цепляйся к нему из-за школы! Не всем даётся.
— Он твой сын!
— Мой сын?!
— Да. Генри Джонс Третий!
— Почему он у тебя бросил школу?!
Наши истории — вот то, что мы таскаем за собою в наших странствиях через океаны и границы, через жизнь. Небольшой запас забавных случаев, всех этих «а потом случилось вот что», наших личных «жили-были когда-то». Мы — это наши истории, а когда мы уходим, то, если повезет, наши истории обеспечат нам жизнь вечную.
Если у каждого ребенка сбудется заветная мечта, наш мир заполнят пожарные и милиционеры.
— Ты доверишь Марроку ребенка?
— Мне он не причинил вреда, — ответила я. — А большинство альф причинили бы.
Адам неожиданно улыбнулся.
— И это кое о чем говорит. А ты действительно разбила его «ламборгини» о дерево?
— Я не про то, — горячо ответила я. — Большинство альф просто убили бы навязанного им щенка койота.
Я через комнату пошла к двери. Остановилась.
— На самом деле это был «порше», — с достоинством сказала я.
Cлайд с цитатой