Душу не переменишь. Можно лгать самому себе, притворяться, надеяться — но все равно в итоге останешься в той стихии, где был рождён.
Можно обмануть свое тело, глаза и даже мозг, но сердце и душу обмануть невозможно!
Душу не переменишь. Можно лгать самому себе, притворяться, надеяться — но все равно в итоге останешься в той стихии, где был рождён.
Для нас всё круто изменилось, и назад ничего не вернуть. Вероятно, каждый должен построить убежище внутри себя — в глубине своей души.
Люди, не зная, что за ними наблюдают, обычно демонстрируют некие неожиданные свойства.
Я стал примером для подражания, молодым и успешным, добившимся всего самостоятельно. Но это был обман. Я давно чувствовал затхлую гниль там, где должна быть душа.
Суть игры заключалась в том, чтобы, подвесив такую пиньяту над дверью, швырять в неё палками и камнями до тех пор, пока она не расколется и не «покажет», какие подарки у нее внутри.
Смерть и подарок — два в одном.
— Помнишь нашу последнюю встречу? Ты спросил, считаю ли я тебя хорошим?
— Помню ли я? Да, как-то смутно.
— Ты застал меня врасплох. Я не знала, что сказать.
— Так, ты считаешь, что я хороший? В глубине души?
— В этом-то и дело. Я не верю, что у души есть глубина. По-моему, ты — просто то, что ты делаешь.
— Как-то это грустно. Стоит отметить, я считаю твои книги меняют мир.
— Спасибо.
— Я правда хотел тебе нравиться, Диана.
— Знаю.
До чего же мне хотелось стать наконец свободной! По-настоящему свободной — нам этого никогда не удавалось сделать. Жить там, где хочется, на одном месте, и, чувствуя порывы ветра, не обращать внимания на его зов.
Париж — это вовсе и не город, а просто целая куча таких русских кукол, матрёшек, которые вставляются одна в другую, — и у каждой свои привычки и предрассудки; у каждой своя церковь, или мечеть, или синагога; и все они заражены фанатизмом, сплетнями, все члены каких-то организаций, и среди них, как и повсюду, есть козлы отпущения, неудачники, любовники, вожаки и отверженные, подлежащие всеобщему осмеянию и презрению.