Чтобы у меня были большие глаза, клянусь, до конца моей жизни смотреть на мир с удивлением.
Моё искусство — умирать каждую секунду.
Чтобы у меня были большие глаза, клянусь, до конца моей жизни смотреть на мир с удивлением.
Идите же! — Мой голос нем
И тщетны все слова.
Я знаю, что ни перед кем
Не буду я права.
Я знаю: в этой битве пасть
Не мне, прелестный трус!
Но, милый юноша, за власть
Я в мире не борюсь.
Смотрю в зеркало, а в отражении вижу не себя, а тебя. Так и должно быть. Любящие становятся отражением друг друга. Я не могу без тебя и знаю, ты не можешь без меня. «Вместе навсегда». Повторяй за мной... Помогает.
В ее глазах — тоска и бесприютность, в ее глазах — метание и резь, в ее глазах заоблачно и мутно, она не здесь, она уже не здесь...
В эти последние ночные часы мне пришла мысль ослепить себя, чтобы не видеть больше ничего, чтобы вечно внутренним взором созерцать только эти золотые глаза. Я обернулся, я хотел помчаться назад и закричать:
– Нет-нет, я не оставлю тебя!
И все-таки я не сделал этого, а пошел дальше своим путем, день за днем, ночь за ночью, как все. Но вечерами, когда звездная ночь становилась серебристо-синей, я садился к роялю и играл «Лунную сонату». При этом я был совершенно спокоен, а мое сердце переполнялось счастьем; все-таки то, что я сделал, было правильно. Так я могу любить ее вечно, так она хозяйка моей жизни! Кто знает, что случилось бы, не уйди я. Снова и снова под звуки рассыпающихся серебристым дождем триолей я чувствую, как она подходит ко мне и освобождает меня от страданий и забот; я снова слышу ее голос, напоминающий мне матовое золото, усыпанное розами: «Идем домой…»
Под тонкою луной, в стране далекой,
древней,
так говорил поэт смеющейся царевне:
Напев сквозных цикад умрет в листве
олив,
погаснут светляки на гиацинтах
смятых,
но сладостный разрез твоих
продолговатых
атласно–темных глаз, их ласка, и
отлив
чуть сизый на белке, и блеск на нижней
веке,
и складки нежные над верхнею, –
навеки
останутся в моих сияющих стихах,
и людям будет мил твой длинный взор
счастливый,
пока есть на земле цикады и оливы
и влажный гиацинт в алмазных
светляках.
Так говорил поэт смеющейся царевне
под тонкою луной, в стране далекой,
древней...
Меня цепляют твои очи,
Ослепляя красотой.
Словно солнце в летнем Сочи,
Обжигает мой покой.