Мой дух уже в иных пределах.
Любимый, не роняй слезы́!
Моя душа туда взлетела,
Где остановлены часы.
Там — вечный день, там — все свободны,
Покой и радость на челе...
И я молюсь о вас сегодня,
О вас — идущих по земле.
Но не печальтесь у могилы,
Не верьте, что огонь погас...
Я помню вас! Я вас любила!
Я и сейчас молюсь о вас!
Смутную печаль мою, мутную печаль
Мелкий снег сегодня снова чуть припорошит.
Смутная печаль моя, мутная печаль –
Ветер вновь над ней сегодня тихо ворожит.
Смутная печаль моя, мутная печаль,
Словно шкурка чернобурки, хороша на вид.
Смутная печаль моя, мутная печаль
Снежной ночью замерзает, на ветру дрожит.
Смутная печаль моя, мутная печаль
Ничего не бережет, ничем не дорожит.
Смутная печаль моя, мутная печаль
Только смертью одержима, радостей бежит.
Смутная печаль, мутная печаль!
Страх меня не покидает, душу бередит.
Смутную печаль, мутную печаль, киноварью на закате солнце озарит.
У каждой каменной плиты много запятых,
Земля возьмет цветы, а небо напомнит о них.
Они нас видят с высоты в облике святых,
А мы запомним навсегда вечно молодых.
Прости что заставила волноваться! Мне было так страшно! Я впервые почувствовала страх смерти! Я не хотела быть обузой!.. Я могла уйти, но не стала, и чуть не лишилась жизни! Да ладно бы просто умерла, я бы подвела тебя, я бы оставила Момо одну!
Чёрная птичка над миром летает,
Так заунывно поет…
Кто услыхал, обо всём забывает;
Кто услыхал, безутешно страдает,
Счастья больше не ждёт.
В чёрную полночь присядет порою
Смерти на палец она отдохнуть;
Смерть её гладит костлявой рукою:
«Будь, моя птичка, послушной такою»…
Птичка вспорхнёт, продолжая свой путь.
Что мне давалось, тем и был богат.
Не завещаю — отдаю назад.
Объятья возвращаю океанам,
Любовь — морской волне или туманам,
Надежды — горизонту и слепцам,
Свою свободу — четырём стенам,
А ложь свою я возвращаю миру.
В тени от облака мне выройте могилу.
Кровь возвращаю женщинам и нивам,
Рассеянную грусть — плакучим ивам,
Терпение — неравному в борьбе,
Свою жену я отдаю судьбе,
А свои планы возвращаю миру.
В тени от облака мне выройте могилу.
Лень отдаю искусству и равнине,
Пыль от подошв — живущим на чужбине,
Дырявые карманы — звёздной тьме,
А совесть — полотенцу и тюрьме.
Да возымеет сказанное силу
В тени от облака...
Печальна жизнь. Удел печальный дан
Нам, смертным всем. Иной не знаем доли.
И что останется? -
Лишь голубой туман,
Что от огня над пеплом встанет в поле.
Лишь верность уцелеет в день печали,
А в ней ты никому не отказал.
Тому, что гибло, мы лишь сострадали -
Но ты спасти от гибели дерзал.
Четыре месяца назад! Да ведь четыре месяца назад Далтон, Резака, гора Кеннесоу были лишь географическими названиями или станциями железных дорог. А потом они стали местами боев, отчаянных, безрезультатных боев, отмечавших путь отступления войск генерала Джонстона к Атланте. А теперь и долина Персикового ручья, и Декейтер, и Эзра-Чёрч, и долина ручья Ютой уже не звучали как названия живописных сельских местностей. Никогда уже не воскреснут они в памяти как тихие селения, полные радушных, дружелюбных людей, или зеленые берега неспешно журчащих ручьев, куда отправлялась она на пикники в компании красивых офицеров. Теперь эти названия говорили лишь о битвах: нежная зеленая трава, на которой она сиживала прежде, исполосована колесами орудий, истоптана сапогами, когда штык встречался там со штыком, примята к земле трупами тех, кто корчился на этой траве в предсмертных муках... И ленивые воды ручьев приобрели такой багрово-красный оттенок, какого не могла придать им красная глина Джорджии. Говорили, что Персиковый ручей стал совсем алым после того, как янки переправились на другой берег. Персиковый ручей, Декейтер, Эзра-Чёрч, ручей Ютой. Никогда уже эти названия не будут означать просто какое-то место на земле. Теперь это место могил, где друзья покоятся в земле, это кустарниковые поросли и лесные чащи, где гниют тела непогребенных, это четыре предместья Атланты, откуда Шерман пытался пробиться к городу, а солдаты Худа упрямо отбрасывали его на исходные позиции.
Cлайд с цитатой