А баба – известное дело, баба щипком жива.
Гражданское население мне не подчинено, сами говорили, а от них все зло.
А баба – известное дело, баба щипком жива.
Хенде хох! Лягай, лягай! Лягай! Аллес! Аллес! В угол. В угол! Хенде хох. Хенде хох! Ну что, взяли? Взяли, да? Пять девчат… пять девочек было всего! Всего пятеро! И не прошли вы! Никуда не прошли! Сдохнете здесь, все сдохнете. Лично каждого убью. Лично. А там пусть судят меня. Пусть судят.
А зори-то здесь тихие-тихие, только сегодня разглядел... И чисты-чистые, как слёзы...
А в голос всё-таки не читай: вечером воздух сырой, плотный тут, а зори здесь тихие… и потому слышно аж на пять вёрст…
— Кому читаешь-то? Кому, спрашиваю, читаешь?
— Никому. Себе.
— А чего же в голос?
— Так ведь стихи.
А что до трусости, так её не было. Трусость, девчата, во втором бою только видно. А это растерянность просто. От неопытности.