Лесли Нильсен

Другие цитаты по теме

— Уважаемый Свид ар'Линн, примите мои глубочайшие извинения… — лицо плем-м-менничка засветилось так, что его 'свет' можно было увидеть даже сквозь мои 'украшательства', -… за то, что спутал Вас, дорогой тэсс ар'Линн сначала с подосланным убийцей, а потом и с самым последним вором. Как я мог! Ведь в обеих этих профессиях необходима ловкость рук, коей Вы, к моему глубочайшему сожалению, не обладаете. И именно в связи с этим ВЫ, а не Я, имеете такое яркое… гм-м-м… то есть такую яркую х-хар-ррю…э-э-э… изму.

Для того, чтобы подчинить себе общество, достаточно уметь с одинаковой ловкостью пользоваться похвалой и насмешкой.

Даже этот серьезный человек, которого он очень уважал, смеется над ним.

... Все анекдоты о престарелых коммунистических правителях, позже — о новых русских, ещё позже — о генералах-министрах сочиняли и распространяли работники спецслужб. Если невозможно заставить народ полюбить негласных правителей общества, то их надо высмеять. Это снизит накал человеческой ненависти, превратит её в иронию. В глупый, бессильный, самодовольный смех.

— Я знаю, что я делаю. Я взрослый мужик. Я ответственный!

— Слышь, мужик, ты в туалет не забыл сходить?

— Вот черт...

Насмехаясь над Богом, ты ставишь себя в положение младенца, иронизирующего над материнской грудью.

Он был весел, но не так, как Нэндил. Тот был весел от того, что весь был цельный, а Лауральдо был весел, но надтреснут внутри. Его отличала бесшабашность и показное легкомыслие, свойственные многим эльфам, идущим за сыновьями Феанора. Так легкомысленны и насмешливы напоказ люди, носящие в себе какую-то глубокую рану. Те, кому хочется забыться. Те, кто страдает, но боится сострадания и изо всех сил показывает, что страдание ему неведомо. Они горячо кидаются на поиски приключений и любят о них со смехом рассказывать, но на самом деле ищут смерти. Берен и сам был таким до встречи с Лютиэн. Как подружились Лауральдо и молчальник Лоссар — загадка, но они подходили друг другу как пламя светильнику. Лауральдо говорил обо всем и ни о чем со всеми — но только с Лоссаром он мог молчать. Тот не произносил ни слова — но Лауральдо в его присутствии не тяготила тишина. Он переставал насмешничать над миром, потому что переставал его бояться.

— А говорили, ты будешь зверствовать, метить территорию.

— Кто говорил?

— Никто. И хоть я назвал его Никто, я не расист.

Техасец оказался до того душкой, до того рубахой-парнем, что уже через три дня его никто не мог выносить. Стоило ему раскрыть рот — и у всех пробегал по спине холодок ужаса.