— Но почему вы отказываетесь от еды?
— Потому что голод обостряет умственные способности. Мой дорогой Уотсон, вы, как врач, должны согласиться, что при пищеварении мозг теряет ровно столько крови, сколько ее требуется для работы желудка. Я сейчас один сплошной мозг. Все остальное — не более чем придаток. Поэтому я прежде всего должен считаться с мозгом.
— Этому учат в первом классе, как можно этого не знать!
— Если я и знал, то удалил.
— Удалил?
— Это [показывает на голову] — мой жёсткий диск, где целесообразно хранить лишь то, что полезно. Действительно полезно. Люди, как правило, забивают его всяким мусором, который мешает найти необходимое.
Мой мозг, подобно перегретому мотору, разлетается на куски, когда не подключен к работе, для которой создан.
— Знаете, Уотсон, — сказал он, — беда такого мышления, как у меня, в том, что я воспринимаю окружающее очень субъективно. Вот вы смотрите на эти рассеянные вдоль дороги дома и восхищаетесь их красотой. А я, когда вижу их, думаю только о том, как они уединенны и как безнаказанно здесь можно совершить преступление.
— О Господи! — воскликнул я. — Кому бы в голову пришло связывать эти милые сердцу старые домики с преступлением?
— Они внушают мне страх. Я уверен, Уотсон, — и уверенность эта проистекает из опыта, — что в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности.
— Вас прямо страшно слушать.
— И причина этому совершенно очевидна. То, чего не в состоянии совершить закон, в городе делает общественное мнение. В самой жалкой трущобе крик ребенка, которого бьют, или драка, которую затеял пьяница, тотчас же вызовет участие или гнев соседей, и правосудие близко, так что единое слово жалобы приводит его механизм в движение. Значит, от преступления до скамьи подсудимых — всего один шаг. А теперь взгляните на эти уединенные дома — каждый из них отстоит от соседнего на добрую милю, они населены в большинстве своем невежественным бедняками, которые мало что смыслят в законодательстве. Представьте, какие дьявольски жестокие помыслы и безнравственность тайком процветают здесь из года в год.
— Я ничего в ней не вижу, — сказал я, возвращая шляпу Шерлоку Холмсу.
— Нет, Уотсон, видите, но не даете себе труда поразмыслить над тем, что видите.
Ш. Х.: — А вы соображаете.
И. А.: — Могли бы уже понять.
Д. В.: — ... Хэмиш.
И. А., Ш. Х.: — ???
Д. В.: — Джон Хэмиш Ватсон. Если вам нужно имя для ребёнка.
— Как вы думаете, где был я?
— Также не двигались с места.
— Напротив, я был в Девоншире.
— Мысленно?
— Именно. Мое тело оставалось в этом кресле и, как я, к сожалению, вижу, истребило в мое отсутствие две больших кружки кофе и невероятное количество табаку.
Заставлять мозг работать, когда для этой работы нет достаточного материала — всё равно, что перегревать мотор. Он разлетится вдребезги.
Cлайд с цитатой