Душевная боль всегда внезапна. В отличие от боли физической, к ней нельзя подготовиться или привыкнуть, она накрывает с головой, и далеко не каждый может от нее оправиться.
В общем, я знаю, какие ощущения у человека раздавленного и абсолютно уничтоженного, и до чего ужасно чувствовать боль там, где прежде не болело. И совершенно не важны новые причёски, и подвиги в тренажёрном зале, и весёлые буйства с подружками в баре. И всё равно каждую ночь ты будешь вспоминать мельчайшие детали и мучить себя вопросом: «Отчего ты всё понимала неверно? И как, чёрт подери, могло показаться, что ты ужасно счастлива?» А порой тебе удается убедить себя в том, что он прозреет и вернётся к тебе. Но потом, как бы долго твои переживания ни длились, ты всё равно идёшь дальше, и новые люди дают тебе понять, что ты чего-то стоишь, и осколки души снова собираются вместе, и твоё наваждение, все эти годы, которые ты потратила впустую, уходят в прошлое и забываются.
И только ляжет на виски пепел,
Станет мне бичом ветер,
Память обожжет плетью,
Душу оплетет сетью ночь...
— Не грустите, товарищ, — молвил поэт, когда незнакомец удивленно на них глянул. — Это с каждым может случиться.
— Правда, что с каждым, — ответил тот, скривившись.
— Ещё напишете что-то... — сказал Степан.
— Должность ещё себе найдете... — сказал поэт.
— Да у меня... своё дело... — через силу вымолвил тот. — на Васильковской... ох!
И снова хмуро склонил голову на руки.
— Так чего же вы грустите?! — воскликнул Степан.
— Будешь грустить, когда так за живот взяло! Проклятый паштет... Свежий называется!
На улице поэт сказал Степану:
— Ошибка всегда возможна, и странно только то, что желудочная боль так напоминает душевную.
Страх тоже ограждает и спасает людей. Без страха мы бы все давным-давно погибли, мы бы шли прямо на автобус и хихикали при этом, и автобус переезжал бы через нас. Весёленькая была бы жизнь! Но и страх и боль сами могут убить, если они станут слишком большими. Боль убивает тело, страх — душу. И кто знает, где кончаются границы блага, которые они несут с собой?
Тихий настойчивый голос у нас в голове — почему он так мучает нас? Может быть, он напоминает нам о том, что мы живы, что мы смертны, что каждый из нас наделен неповторимой душой, расстаться с которой мы так боимся, хотя она-то и заставляет нас чувствовать себя несчастней всех прочих созданий? Кроме того, что, как не боль, обостряет наше ощущение самости? Ужасно, когда ребенок вдруг осознает, что он — обособленное от всего мира существо, что никто и ничто не страдает, когда он обжег язык или ободрал коленку, что его боль принадлежит лишь ему одному. Еще ужаснее, когда с возрастом начинаешь осознавать, что ни один, даже самый близкий и любимый человек никогда не сможет понять тебя по-настоящему.
Чтобы подавить душевную боль, мне нужно перестать думать и вслушиваться в себя. А вы сами знаете, что это невозможно. Нельзя отключить процесс мышления.
От душевной боли умирают лишь женщины. Усыхают с тоски, истончаются, тают. Исходят слезами и причитаниями.
Мужчины же делаются злыми и молчаливыми. Им не остается ничего иного, кроме как безмолвно кричать и крошить зубы.
Cлайд с цитатой