Город

В душе ему жила крепкая надежда на свою судьбу, потому как каждому свойственно считать себя вполне исключительным явлением под солнцем и луной.

Их мир был закрытым миром. Может, поэтому они потерпели крах — потому что им не осталось куда идти?

Наука! Это ноль, пустой, раздутый ноль! Тысячи лет она ширится, ширится и не может научить людей жить.

Стремление достичь чего-то ушло в небытие, вся жизнь людей превратилась в рай для пустоцветов.

Привычка и умственный стереотип, понятие о счастье, обусловленное определёнными вещами, которые сами по себе не обладают вещественной ценностью.

Верно, озабочен... Люди постоянно чем-нибудь озабочены. Пора тебе это знать, Нэтэниел.

В нашей жизни случаются исключительно важные моменты, которые нам не удается разглядеть, и их значение мы осознаем лишь по прошествии многих лет. Каждый из нас думает о своем и сосредоточен на этом, а потому мы зачастую слепы к тому, что находится у нас перед глазами.

У тебя душа — грифельная доска: достаточно пальцем провести, чтобы стереть написанное.

Жизнь не раскладывается на схемы. Каждый начинает жить сначала и каждому новому мир кажется новым.

— Не грустите, товарищ, — молвил поэт, когда незнакомец удивленно на них глянул. — Это с каждым может случиться.

— Правда, что с каждым, — ответил тот, скривившись.

— Ещё напишете что-то... — сказал Степан.

— Должность ещё себе найдете... — сказал поэт.

— Да у меня... своё дело... — через силу вымолвил тот. — на Васильковской... ох!

И снова хмуро склонил голову на руки.

— Так чего же вы грустите?! — воскликнул Степан.

— Будешь грустить, когда так за живот взяло! Проклятый паштет... Свежий называется!

На улице поэт сказал Степану:

— Ошибка всегда возможна, и странно только то, что желудочная боль так напоминает душевную.