— Ты же не веришь в Двуединого, – ехидно напомнил Джай.
— Да, не верю. Я им ругаюсь!
— Ты же не веришь в Двуединого, – ехидно напомнил Джай.
— Да, не верю. Я им ругаюсь!
Джаю показалось, что в глазах жреца мелькнуло неподдельное сочувствие к Темному – это ж достанется ему такой подарочек! Небось и семи часов в обществе «сороки» не выдержит, не то что положенных семи лет!
– Тебе просто хвост сделать или косу заплести?
– А разве там что-то осталось?
– Осталось, смотри, какой ты пушистый!
– С каких это пор ты нами командуешь?!
– С тех самых, как вы меня украли. Это Иггрово возмездие за ваше злодеяние!
– Ты клевещешь на Темного, он не настолько жесток!
– О, Иггр, за что ты повернулся ко мне Темным ликом?!
– Не преувеличивай – всего лишь задницей...
— Хэй, наконец-то! Мы уж думали, с тобой случилось что-нибудь ужасное!
...
— После того как со мной случился ты, что-либо более ужасное я даже вообразить не в силах!
... Если перед боем сам себе настроение не поднимешь, враг об этом тем более не позаботится.
Для служителей Тёмного заповедь «возлюби ближнего своего» относилась по большей части к стоящему рядом зеркалу.
— Ну ты и скоти-и-ина, — чуть ли не с восхищением протянул Жар: таких высот хамства и чёрной неблагодарности он себе даже представить не мог. — А в глаз?
— А в челюсть, в пах, в живот и добить ножом под ложечку?
Мы сами должны отвечать за свои поступки. Прятаться от совести за спинами исполнителей бессмысленно: вина не разделится на двоих, а удвоится.
Девица с таким гордым и презрительным видом восседала на сложенном вчетверо одеяле, что, не будь за её спиной привязанного к ней дуба, можно было бы подумать – это она всех похитила.