Я печален опять,
и за это меня не осудят
Ни Господь, ни судьба...
Я печален опять,
и за это меня не осудят
Ни Господь, ни судьба...
Когда я сердцем и душой изведал от людей печаль,
Была ли сердцу от души, душе ль от сердца злей печаль?
Вся скорбь — от этих двух причин, от них всегда тоска и грусть:
Когда печаль со всех сторон, попробуй-ка рассей печаль!
Кто в этом мире огорчен — из-за людей его беда:
Кого в темнице мрак гнетет, тому от палачей печаль.
Послушай, друг, я клятву дал с людьми вовеки не дружить:
Да не проникнет в их сердца от горести моей печаль!
Мне и в глухих песках пустынь не нужен в бедствиях собрат:
Ведь даже призракам степным чужда моих скорбей печаль.
Одно коварство видел я в ответ на преданность мою,
Из-за неверности людской в душе еще сильней печаль.
Осенний ветер пахнет снегом,
неверным, первым и сырым.
Привыкши к ветреным ночлегам,
мы в теплом доме плохо спим.
Обоим нам с тобой не спится,
хотя и тихо и темно.
Обоим нам с тобою мнится,
обоим чудится одно.
Что в нетерпенье и в тумане,
с крутого перевала мчась,
мы позабыли на Тянь-Шане
любви и жизни нашей часть.
Сократа* спросил один из его учеников:
— Объясни мне, почему я ни разу не видел на твоем челе признаков печали? Ты всегда в хорошем настроении.
Сократ ответил:
— Потому что я не обладаю ничем таким, о чем стал бы жалеть, если бы его утратил.
Хочу я плакать, только плач сдержу,
Печаль мою должна я утаить.
Улыбку на лице изображу,
Как тот, кто чувства может подавить.
Лучше изливать свою печаль перед картинами Делакруа, Рембрандта и Ван Гога, чем перед рюмкой водки или в окружении бессильной жалости и злости.
Я изведал печаль карандашей,
Аккуратно лежащих в коробках,
Я знаю грусть дырокола, клея и скоросшивателей -
Боль, тоску и безродность безупречных учреждений,
Одиночество туалетов и пустоту приемных.
Обязательность кувшина и непременность тазика,
Священность авторотатора, скрепки и запятой,
Бесконечное повторение жизней, лиц и предметов.
Я видел, как сеялась пыль с высоких стен учреждений -
Тоньше тонкой муки, опаснее угольной пыли.
Невидимая почти в однообразии будней,
Она покрывала пленкой брови, ресницы, ногти,
Садилась на светлые волосы совершенно стандартных людей.
... это по-человечески понятно: показать другому, глупо счастливому, что у него тоже повод горевать. Помериться, чья ноша тяжелее... И чтоб поменьше вокруг благодушных счастливых физиономий! У всех скелеты в шкафу! Но по трезвому рассуждению, которое обычно запаздывает, — толкать людей в омут печали только потому, что сам в нём тонешь, подло.