Память — ведь это глыба
С каплею слёз и света.
Память — ведь это глыба
С каплею слёз и света.
Всех позабывшихся не счесть,
А ведь надеялись когда-то
Они, что им окажут честь
И санут бережно и свято
Хранить их вирши и труды.
Если бы можно в сердце поглубже вклеить портреты.
И я на память оставлю свои сигареты.
When to the sessions of sweet silent thought
I summon up remembrance of things past,
I sigh the lack of many a thing I sought,
And with old woes new wail my dear time's waste:
Then can I drown an eye (unused to flow)
For precious friends hid in death's dateless night,
And weep afresh love's long since cancelled woe,
And moan th'expense of many a vanished sight;
Then can I grieve at grievances foregone,
And heavily from woe to woe tell o'er
The sad account of fore-bemoand moan,
Which I new pay as if not paid before:
But if the while I think on thee (dear friend)
All losses are restored, and sorrows end.
Но так уж память устроена: хочешь вспомнить себя таким, каким был тогда, а видишь таким, какой есть.
Он без труда изучил английский, французский, португальский, латинский. Однако я подозреваю, что он был не очень способен мыслить. Мыслить — значит забывать о различиях, обобщать, абстрагировать. В загроможденном предметами мире Фунеса были только подробности, к тому же лишь непосредственно данные.
Дорогие матери, отцы, братья и сестры!
Счастье нашей встречи безмерно. Ликует сердце каждого советского человека. Радость поет в сердцах! Эту радость нам принесла победа. Мы все ждали этих счастливых минут. Все от радости головы потеряли. Но мы не забудем тех, кто остался на полях великих битв. Пройдет время, люди отстроят города, деревни. Зарубцуются наши раны, но никогда не угаснет лютая ненависть к войне! Мы глубоко чувствуем горе тех, кто сегодня не может встретить своих близких. И мы сделаем все, чтобы будущие невесты никогда не теряли женихов, чтобы матери не дрожали за жизнь своих детей, чтобы мужественные отцы не глотали украдкой слезы. Мы победили и остались жить не во имя разрушений, а во имя созидания новой жизни!
Покупать книги, оставшиеся от умерших людей, для букиниста – привычное дело. Разобрать на части такую личную библиотеку – всё равно что уничтожить память о них.
Я хотела запомнить свои надежды, их обещания, свои стёртые колени, их вкус, свою стёртую в кровь память.