У поезда плохая память, он все оставляет позади… Как и память, поезд приходит и уходит. И он может вернуть вам все то, что вы оставили позади много лет назад.
Время, собранное, сжатое, точно японский бумажный цветок. Одно прикосновение памяти — и все раскроется, обернется прозрачной росой мысли, вешним ветерком, чудесными цветами — огромными, каких не бывает в жизни.
Разные чувства борются в моей душе: восхищение и растерянность, удивление и протест, боль и сочувствие. Они заставляют меня ещё пристальнее вглядываться в это лицо, вслушиваться в этот голос. И думать о том, каково же им, живущим одновременно в двух временах — в дне вчерашнем и в дне сегодняшнем? Они пережили то, что мы можем только знать. Должны знать! Хотя не всегда, может быть, хотелось бы знать. Но вспомним великого Толстого, который поймал себя на этом чувстве и тут же осудил его: «Только что вы отворили дверь, вид и запах сорока или пятидесяти ампутационных и самых тяжело раненых больных, одних на койках, большей частью на полу, вдруг поражает вас. Не верьте чувству, которое удерживает вас на пороге залы, — это дурное чувство…».
Мы не их, несущих эту тяжёлую память, жалеем, а себя. Чтобы по-настоящему пожалеть, надо не отказаться от жестокого знания, а разделить его, взять часть и на свою душу. К тому же это документ, его не перепишешь, его писали кровью, его писали жизнью на белых листах 41-го, 42-го, 43-го, 44-го, 45-го годов…
То, что мы видим в прошедшем, находится у нас в голове, а не в минувшем {не в прошлом, а в настоящем}.
Какая правда у сторон, какая плата?
Кто первым погибал, и кто влиял на детонатор?
Им уже не важно, тут только метели свистят,
О следах подавленной атаки полвека спустя.
Если люди, которые при жизни умирают в наших сердцах и исчезают из нашего мира. А есть те, которые после смерти останутся жить в нашем сердце вечно. Идеально — окружить себя теми, кто способен при жизни стать для нас вечностью, но это невозможно, потому что только время определяет, сколько будет длиться их существование в нашем сердце...
Когда она ушла, Тэй еще некоторое время сидел, стараясь представить себе лица друидов, которые больше никогда не увидит. Очень странно, но в памяти некоторые из них уже потускнели. «Вот что делает время даже с теми, кто был мне ближе всех», — грустно подумал он.
Вода — как фокусник. Распиливает тебя на половинки. Получается, что ты теперь состоишь из двух частей, и нижняя тает, расплывается, как сахар. Прохладная вода, и время от времени — волна, что очень изящно запинается и падает, в кружевных завитушках пены.
— А как же все эти люди две тысячи лет назад слушали и ничего?
— У них не было часов, Иисус.
— Вeрно. Лишь солнце, медленно плывущее по небосклону, и бесконечные дни, чтобы сказать самое важное.
В стране Память время всегда и только одно — настоящее. В королевстве Прошлое часы тикают... но стрелки никогда не двигаются. Не найденная дверь существует (О, потерянная) и память — ключ, который открывает её.
Cлайд с цитатой