Нельзя убеждать людей, убивая! Мы же не французы, в конце концов...
— Как гласит Библия, не убей, Господь может не понять.
— Он может нет, а вот его жена обязательно.
Нельзя убеждать людей, убивая! Мы же не французы, в конце концов...
— Как гласит Библия, не убей, Господь может не понять.
— Он может нет, а вот его жена обязательно.
– А, теперь понимаю: я умер, да? – вдруг догадался он.
Смерть кивнул.
– ВСЕ ГОВОРИТ ИМЕННО ОБ ЭТОМ.
– Но это же было убийство! Кто-нибудь знает, что меня убили?!
– РАЗУМЕЕТСЯ. ВО-ПЕРВЫХ, УБИЙЦА. НУ И ТЫ САМ, КОНЕЧНО.
Не умерла тогда, не умру и сейчас. А вот кое-кому — придётся. И последним, что они увидят, будет моя улыбка. Или лазерный луч. А кто шальную пулю словит — тот сам виноват.
– НАМ ПОРА, – перебил Смерть.
– Но ведь он только что убил меня! Задушил голыми руками!
– ВЗГЛЯНИ НА ЭТО С ДРУГОЙ СТОРОНЫ. ОЩУЩЕНИЯ БЫЛИ НЕ ИЗ ПРИЯТНЫХ, ЗАТО ЭТО ТВОИ ПОСЛЕДНИЕ НЕГАТИВНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ.
– То есть сделать я ничего не могу?
– ПРЕДОСТАВЬ ЭТО ЖИВЫМ. ВООБЩЕ-ТО, ЛЮДИ ЧУВСТВУЮТ СЕБЯ НЕСКОЛЬКО НЕУЮТНО, КОГДА МЕРТВЕЦ ВДРУГ НАЧИНАЕТ ИГРАТЬ АКТИВНУЮ РОЛЬ В РАССЛЕДОВАНИИ СОБСТВЕННОГО УБИЙСТВА. ЭТО НЕМНОЖКО НЕРВИРУЕТ.
— Ты слишком многому меня научил, Зед. Но вместе нас не остановить.
— Зеда нет, детка. Зед мёртв.
... а третий умер естественной смертью на собственной койке: вонзенный в сердце кинжал обрывает жизнь вполне естественным образом.
— Так или иначе, нам пора спать, — прошептала Гермиона. — А то будем ползать завтра как сонные мухи.
- Да уж, — согласился Рон. — Зверское тройное убийство, совершенное матерью жениха, может немного подпортить свадьбу. Свет я сам выключу.