Самые большие ужасы — не в сказках, а происходят в жизни.
Авва Дорофей советовал в таких случаях — когда не знаешь, как правильно поступить, — спросить у ребёнка, а тому, возможно, подскажет Сам Господь
Самые большие ужасы — не в сказках, а происходят в жизни.
Авва Дорофей советовал в таких случаях — когда не знаешь, как правильно поступить, — спросить у ребёнка, а тому, возможно, подскажет Сам Господь
Мне просто нравится наблюдать за людьми. Например, как легко они ведутся на образ, внешнюю оболочку. Которую так просто создать. А знаешь, кто обычно строит самые красивые фасады? Те, у кого за этим фасадом прячутся очень тёмные тайны... А самое забавное, когда этот человек, с фасадом, сам начинает верить, что любят его, а не созданный образ.
Мы не задумываемся над тем, что такое миг, но если миг за мигом проходит, не останавливаясь, вдруг наступает и срок, когда кончается жизнь. Поэтому праведный муж не должен скорбеть о грядущих днях и лунах. Жалеть следует лишь о том, что текущий миг пролетает впустую.
Сказкам совершенно безразлично, кто их действующие лица. Важно лишь то, чтобы сказку рассказывали, чтобы сказка повторялась. Или, если хотите, можно представить это следующим образом: сказки – некая паразитическая форма жизни, играющая судьбами и калечащая людские жизни исключительно в целях собственной выгоды.
Кто-то сказал: «Стучите, и дверь откроется». Но фактически не нужно даже стучать, потому что двери не существует. Все открыто. Нужно только войти, вот и всё.
Официальное положение — оно, на самом деле, в качестве жизни человека не так много решает. Потому что качество жизни человека зависит исключительно, и только, и всегда — от самого человека и его сердцевины. У вас гнилая сердцевина, — вы как угодно будете жить херово. Даже если вы унаследуете миллионы, вы будете жить херово, и о вас будут вытирать ноги, потому что у вас сердцевина — гнилая.
По большому счёту, каждый из нас должен был бы понимать сам, что жизнь все равно придется прожить со страдающим сердцем, и утешение — целостное, полное, чистое — ожидает человека, но — в жизни будущего века. Мы вроде бы понимаем это... и не понимаем одновременно.
— Жизнь проходит, Саму. Мы думаем, что у нас куча времени, поэтому весь день ноем о ерунде или, как я, слушаем чужую ерунду, на которую нам начхать. А что моя ерунда? Её никто не слушает, даже я сама. И когда я это осознаю, будет уже поздно. Времени не будет. Я не хочу, чтобы оно кончалось. Не хочу жалеть, что не сделала, что хотела.
— Так сделай. Чего бы ты не хотела, сделай.