Свиридов Александр Андреевич. Батальоны вступают в бой

Лес, в котором мы располагались, казалось, совсем поник от палящего зноя, столь характерного для бессарабского лета, в мою палатку вошёл дежурный в новом снаряжении и весело доложил: — Товарищ капитан, принимайте подарки… На реке Прут наша дивизия сменила пограничников. Покидая государственный рубеж, они передали нам укреплённый берег и оставили не совсем обычные сувениры — ореховые удочки, разбитый пулемёт и старую овчарку.

Другие цитаты по теме

На первых порах всеобщее негодование по поводу членов польского правительства и армейского командования, сбежавших за границу и бросивших страну на произвол судьбы, было сильнее, чем ненависть к немцам. С горечью вспоминали слова маршала (Имеется в виду Ю. Пилсудский. Ред.), обещавшего не отдать врагу даже пуговицы от мундира. И правда — не отдал, потому что забрал мундир с собой, когда бежал из Польши.

В Варшаве начались первые облавы. Сначала их проводили неумело, словно стыдясь этого пока непривычного способа мучить людей. Да еще тем, кто это делал, недоставало опыта.

К полудню я в Пясечно. Местный лес уже занят русскими. Буквально в нескольких десятках метров развевается советский флаг с серпом и молотом. Думать не хочется о том, что было бы, если бы русские решили выслать разведку в этот район. Мы очень хорошо понимаем, что подобное вполне возможно.

[...] Река служит государственной границей — за ней бездна, пропасть. Если русские надумают наступать, уйти мы не успеем, транспорта у нас никакого. может, мы козлы отпущения, специально отданные на заклание русским на случай нашего вторжения? Подобные вещи случались в Польше. [...] мы мирно отсыпаемся. Даже боевое охранение не выставили. К чему? Все равно — чему быть, того не миновать.

[...] Прошлой ночью на нашем берегу были замечены русские, буквально в двух шагах от того места, где где мы расположились. Судя по следам на песке, это была группа человек как минимум двадцать. в какую же заваруху мы ввязываемся! Неужели придется в них стрелять!

Тиф был главной темой разговора у всех — богатых и бедных: бедные гадали, когда от него умрут, а богатые — как от него защититься и где достать вакцину доктора Вейгеля, выдающегося бактериолога, ставший фигурой не менее известной, чем Гитлер.

Притеснения немцев не стоит недооценивать. Они были частью программы, направленной на то, чтобы держать нас в постоянном нервном напряжении и неуверенности в завтрашнем дне. Не проходило недели, чтобы не появлялось все новых распоряжений, на первый взгляд несущественных, но постоянно дающих нам понять, что немцы о нас помнят и забывать не собираются. Евреям запретили пользоваться железной дорогой. Нам приходилось платить в трамвае в четыре раза больше, чем арийцам. Появились первые слухи о создании гетто.

Угроза ядерного апокалипсиса усиливает пацифистские настроения, с распространением пацифизма война отступает и расцветает торговля, торговля повышает доходность мира и убыточность войны.

Если бы немцы отправлялись на тот свет также быстро, как им удавалось богатеть! Банды немцев все чаще врывались в квартиры, где жили евреи, забирая все ценные вещи и мебель и вывозя их грузовиками. Охваченные страхом люди старались избавляться от всего стоящего, оставляя лишь то, что не могло бы никого прельстить.

«Межвременной выбор» – это термин, которым экономисты обозначают решения, принимаемые нами в настоящем, но очень значимые для будущего.

Вечером мы были на официальном обеде в Кремле. Распространялись глупые истории о том, что эти советские обеды превращаются в попойки. В этом нет ни доли правды.