Роксана Бондаревская. Прерванная жизнь. Аборт. Раскаяние. Исцеление

Другие цитаты по теме

Конечно, совестливость надо развивать с детства. Если ребёнка приучают сочувствовать людям, смотреть на события их глазами, учитывать их нужды, это не пройдёт для них даром. Есть люди, которые умеют чувствовать других очень глубоко.

Муж, мать, другой близкий родственник или даже абсолютно чужой человек — любой, кто мог уберечь женщину от аборта, но не сделал этого или даже уговаривал избавиться от ребёнка, будет обороняться от укоров совести, как это делает сама женщина, прервавшая беременность.

Когда на долю семьи выпадают серьезные тяготы, достаётся не только взрослым, но и детям. Причём детям иногда даже в большей степени, нежели мы себе представляем.

Все знают о психических травмах людей, ставших жертвами стихийных бедствий, катастроф и террористических актов, или о психических травмах военных, служивших в горячих точках. Но травма матери, сделавшей аборт, ничуть не слабее. Все тяжёлые отсроченные реакции на стресс, которые описаны в учебниках по психологии экстремальных ситуаций, проявляются и у многих женщин, прервавших беременность. По разным причинам они могут быть сильнее или слабее.

Аборт — это сильнейшая психологическая травма для женщины. Иногда она винит в случившемся врачей, родственников, друзей, которые не поддержали в трудный момент, не уберегли, не рассказали, какое отчаяние её ждёт впереди.

Но в первую очередь женщина винит себя, и её страдания — это ещё и муки совести. Решая прервать беременность, она до последнего момента не осознаёт в полной мере, на что идет и какую цену ей придется заплатить в будущем. Когда это понимание открывается, ничего уже нельзя изменить. Матери очень трудно признаться себе, что она добровольно лишила своего ребенка возможности появиться на свет.

Раскаяние — это сложный процесс, требующий работы и разума, и души. Он включает в себя сожаление, признание своей неправоты, просьбу о прощении, искупление. Верующий дополняет его ещё и церковным покаянием.

Горе человека верующего, христианина, немного иное. Оно отличается от горя людей неверующих. Нет, у него тоже двоякое восприятие потери. Его печаль, с одной стороны, тоже сильна. А с другой — есть надежда на последующую встречу «на небесах», которая превращается для него в тот самый луч света, прорывающийся сквозь тьму страха и боли и постепенно, потихоньку приносящий успокоение. Глубокое сознание того, что умерший ушел из этого мира, но жив в другом, даёт силы жить ему самому.