— А где вожак? Я его тысячу лет не видел! Его еще мучила изжога... Теперь как?
— Теперь больше не мучает!
— А где вожак? Я его тысячу лет не видел! Его еще мучила изжога... Теперь как?
— Теперь больше не мучает!
Не, серьёзно, из какого засекреченного пальца вы высосали эту галиматью? Пробирка с хакером выглядела бы куда убедительнее...
Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я её высек; она врёт, ей-богу, врёт. Она сама себя высекла.
— Как же вы лечитесь?
— Народная медицина. Тоску от сволочной нашей жизни хорошо снимает водка, похмелье от водки облегчает портвейн, сушнячок от портвейна лучше промочить пивом, ну а от пива лечатся, понятно, — водкой.
— Но в конце концов, Пьер, вы что же, не доверяете мне?
— Нет, почему же, доверяю. Только я вас не верю. Ибо знаете вы не больше моего, я же ничего не знаю.
[расказчик, описывая будущее] Самое популярное кино в стране называлось «Жопа». И это было единственное, что показывалось все 90 минут. Оно выиграло 8 «Оскаров», в том числе за лучший сценарий.
— Ваше Преосвященство, я прошу срочно предоставить мне недельный отпуск по семейным обстоятельствам! ⠀⠀
— Что у Вас с лицом?
— Э… На меня упала лестница, монсеньер!
— Да? Упала по семейным обстоятельствам?
— Нет… По голове. ⠀⠀
... совесть — не большая помеха, чем солома, которою играет ветер. Такой же пустяк. Впрочем, пожелай я углубиться в тонкости сей поэтической дискуссии, я бы сказал, что солома представляется мне предметом более значительным, чем совесть — она годится хоть скоту на жвачку, от совести же проку никакого: только и умеет, что выпускать стальные когти.