— Спасения заслуживают все.
— Так почему ты его не спасаешь?
— Почему ты не спас меня?
— И меня?
— Спасения заслуживают все.
— Так почему ты его не спасаешь?
— Почему ты не спас меня?
— И меня?
Что за хрень? Каким, интересно, местом вы все думали? Вы думаете, вот так нужно делать школу безопаснее? Знаете, как мне будет безопасней? Если в школе не будет металлодетекторов, или камер, или вооружённых охранников! Вы всех нас убиваете! Вы не понимаете? Устраиваете учения с реальной стрельбой и долбежкой в двери, чтобы подготовить нас к чему?! Чтобы мы знали, какого на месте жертвы?! Учите нас готовиться к смерти и заставляете бояться за свою жизнь?! Мы и так знаем, какого это. Вы пугаете нас до смерти! Каждый день, каждый день! Мы же дети! Мы дети, мы должны радоваться сранной жизни, а не учится тому, как обманывать смерть, потому что знаете что? Потому что все люди умирают! Так что прошу, дайте нам жить!
Любовь сделала меня злым испуганнным параноиком. Любовь сделала меня чудовищем, и не раз.
— Ты сталкер!
— Я фотографирую школьную жизнь, ясно? Я всех преследую, это работа.
— И у каждого за окном ты стоишь и снимаешь их, когда они...
— Нет, ничего подобного.
— Какое облегчение! За первое преступление дают всего полгода тюрьмы, но за рецидив... Уже год.
— Это не преступление.
— Вторжение в личную жизнь, погугли. И в тюрьму не пустят с фотоаппаратом, так что придется тебе, не знаю, рисовать.
— Я не преступник.
— Преступник.
— Нет!
— И ублюдок.
— Я просто фотографирую!
— Ты её унизил!
— Я не хотел!
— Ты разрушил ей жизнь!
— Я её любил! Да, я её почти не знал, но я видел её. Большинство улыбаются на камеру, позируют, притворяются, в общем. Ты видишь не их самих, а их маску. А когда я наводил камеру на Ханну, она... Она была другой. Настоящей, и я её за это полюбил. По-настоящему. Да, я фотографировал её, но потому, что такие девушки не встречаются со школьными фотографами.
Я смахиваю бокал со стола и несусь прочь, прочь – куда? – к людям, к людям, к свету, к свету, – только прочь отсюда; затравленный ноябрьским ужасом, этой туманной могилой безысходности, несусь туда, где свет, шум, люди, где громко звучит музыка и раздается смех, и я пью и пью, пока хмель своими мягкими топориками не сваливает меня с ног…
— Хочешь убить меня, Крис?
— Нет. Но я больше не хочу тебя спасать. Не знаю, достойна ли ты спасения.
Пашем день за днём, чтобы
Купить телек или купить дом;
Сходить в Универ, чтобы спать пять лет,
Чтобы стать никем, выкинуть диплом.
Чтобы что?
Чтобы стать Землёй. В конце концов — мы почвы слой.
Баю-бай, весь этот мир уснёт тревожным сном.