Жили мы -
как пели песню,
дней не берегли.
Оглянулись:
в поднебесье
плачут журавли.
Жили мы -
как пели песню,
дней не берегли.
Оглянулись:
в поднебесье
плачут журавли.
Гляжу на луну,
И печаль проникает
В самое сердце,
Хотя не только ко мне
Пришло время осени.
Над деревьями полыхнуло, и с неба упали первые капли. Они были мелкими, осенними, и сильно походили на мою будущую старость.
И снова осень валит Тамерланом,
В арбатских переулках тишина.
За полустанком или за туманом
Дорога непроезжая черна.
Так вот она, последняя! И ярость
Стихает. Всё равно что мир оглох...
Могучая евангельская старость
И тот горчайший гефсиманский вздох.
Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень.
Долгие рыдания
скрипок
осени
ранят моё сердце
печальной
монотонностью.
Всё сжимается
и бледнеет, когда
пробивает его час,
я вспоминаю
прежние дни
и плачу.
И я ухожу
с осенним ветром,
который меня
носит туда-сюда,
подобно
мёртвому листу.
Виноватых нету.
некому простить
горькое сиротство, медленную старость.
Только и осталось
думать и грустить,
горевать о давнем
только и осталось.
Конец августа изменял лету и превращался в осень. Третий день небо было серо-синее. Низкие тучи плыли и прятали лучи солнца.
Но на самом деле за минувшие два года он свел последние счеты с жизнью, и даже старость была для него уже позади.
Белее белых скал
На склонах каменной горы
Осенний этот вихрь!
Я кончаю жизнь банально-стародевически: обожаю котенка и цветочки до страсти.