Все, кто нам дорог — уходят, бросают нас. Лучше уж никого не любить. Как только мы к кому-то привязываемся, он нас покидает, умирает!
— Я думал, вы мне друзья.
— Ты ошибался.
Все, кто нам дорог — уходят, бросают нас. Лучше уж никого не любить. Как только мы к кому-то привязываемся, он нас покидает, умирает!
Мир совсем не такой, каким мы его видим. Он не кукольный дом, где все любят друг друга. Так бывает лишь в сказках. В реальной жизни мы все чужие, хотя вынуждены быть вместе. Нельзя верить даже родителям, даже им...
— Нас с тобой разделяет пропасть, у нас нет ничего общего. Я говорю черное.
— Я белое.
— Мне нравится считать звезды.
— Мне — глядеть на луну.
— Как найти такое время и пространство, где можно спокойно приглядеться друг к другу без гнева и раздражения? Может, там все будет иначе?
— И ты примешь меня, а я тебя...
Возможно ли это?
Не поможет вам ни бесчестье, ни измена или отъезд в дальние страны. Вам придется себя убить.
Когда рождается младенец, то с ним рождается и жизнь, и смерть.
И около колыбельки тенью стоит и гроб, в том самом отдалении, как это будет. Уходом, гигиеною, благоразумием, «хорошим поведением за всю жизнь» — лишь немногим, немногими годами, в пределах десятилетия и меньше ещё, — ему удастся удлинить жизнь. Не говорю о случайностях, как война, рана, «убили», «утонул», случай. Но вообще — «гробик уже вон он, стоит», вблизи или далеко.
Я как матрос, рождённый и выросший на палубе разбойничьего брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнёт ли там на бледной черте, отдаляющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
В традиционном ритуале передачи личного оружия павшего бойца оставшемуся в живых соратнику есть нечто мистическое. И мистика эта в том, что система ценностей ушедшего из жизни продолжает свое существование, побеждая саму смерть.
Люди, живущие в то время, когда их безопасность обеспечивают другие, понять это не способны.
Разве в такой ситуации люди не прощаются? Будь сильным, дитя. И не делай такое грустное лицо.
Человечество напоминает альтернативный исход фильма-катастрофы: супергероев нет. Мир никто не спас.