Ты помнишь: руины дымятся
И чей-то оборванный крик...
Но каждый здесь был ленинградцем -
Ребенок, солдат и старик.
Бессмертно блокадное братство,
Свершившее долг свой сполна...
Ведь мы же с тобой ленинградцы -
Мы знаем, что значит война.
Ты помнишь: руины дымятся
И чей-то оборванный крик...
Но каждый здесь был ленинградцем -
Ребенок, солдат и старик.
Бессмертно блокадное братство,
Свершившее долг свой сполна...
Ведь мы же с тобой ленинградцы -
Мы знаем, что значит война.
Мы знали отчаянье и смелость
В блокадных ночах без огня,
А главное — очень хотелось
Дожить до победного дня,
Нам с этим вовек не расстаться,
В нас подвигу память верна...
Ведь мы же с тобой ленинградцы
Мы знаем, что значит война.
— Но ты же каждый раз понимаешь, что это может быть конец, на каждой операции. Мы между жизнью и смертью. Ты бросаешь кости. Да или нет? Ты ведь осознаешь это?
— Да, наверное... Да, осознаю, но не знаю, почему это делаю... Может, потому, что я ненормальный.
— Не думаю.
Мы исполняли интернациональный долг, всё разложено по полочкам… Только сейчас задумался, когда рассыпался стереотип… А ведь я никогда не мог без слёз читать «Муму» Тургенева! На войне с человеком что-то происходит, там человек тот и уже не тот. Разве нас учили: «Не убий!» В школу, в институт приходили участники войны и рассказывали, как они убивали. У всех были приколоты к торжественным костюмам орденские планки. Я ни разу не слышал, что на войне убивать нельзя. Я знал, что судят только тех, кто убивает в мирное время. Они — убийцы, а в войну это именуется по-другому: «сыновий долг перед Родиной», «святое мужское дело», «защита Отечества». Нам объяснили, что мы повторяем подвиг солдат Великой Отечественной. Как я мог усомниться? Нам всегда повторяли, что мы самые лучшие; если мы самые лучшие, то зачем мне самому думать — всё у нас правильно. Потом я много размышлял. Друзья говорили: «Ты или сошёл с ума, или хочешь сойти с ума». А я (меня воспитывала мама, человек сильный, властный) никогда не хотел вмешиваться в свою судьбу…
Какая разница, кто начинает войны, — люди или нет. Они пришли сами. Убивали, стреляли, чтобы выполнить свой долг. Они были готовы на все! Война — это азартная игра. Они поставили все, что у них было, не на ту карту. Вот и все. Мне пришлось их убить.
— Сегодня вечером, в какой-то момент, один из этих дряхлых пеньков заговорит о войне. Потом он спросит, не сожалеем ли мы, что пропустили прошлую и скажет, что мы должны пылать желанием исполнить свой долг в следующей. Хоть её и не будет.
— Всегда есть следующая война.
— Привет! Вы позвонили Паттерсонам: Джиму, Мишель и...
— Хлое.
— Нас нет дома, но вы можете оставить сообщение, и мы перезвоним вам. Скажи «пока».
— Пока-пока.
— Привет, дорогая, это я. Прости, я соскучился. Честно говоря, я не знаю, который у вас час. В любом случае, просто знай, что со мной всё хорошо. Эй, передай Хлое, что я желаю ей удачи на футбольном матче. Да, и... пусть Терри прочистит водосточный желоб, — я не хочу, чтобы ты лазила по этой старой лестнице. Слушай, я знаю, что ты смотришь новости. Но это всё происходит на севере, в сотнях миль от меня. Эта пыль — просто кошмар, не считая грязи и насекомых. Мы стараемся заниматься своим делом и не нарываться на проблемы. Но если это и произойдёт, то тогда знай, что наши парни не из робкого десятка, и мы готовы сражаться. Просто не волнуйся. Мы рейнджеры, это наша работа. Я люблю тебя и Хлою, очень сильно. Скоро буду дома...
— Согласным ирландцам и королю нужна смерть одного человека. Почему он?
— А ты спрашивал почему во Франции?
— Да.
— Так надо.
— А почему я?
— Так надо.
Раньше других я должен
Сына вперед послать.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Где-то гремело и ухало.
Майор следил по часам.
В сто раз ему было б легче.
Если бы шел он сам.
Победа! Это величайшее счастье для солдата — сознание того, что ты помог своему народу победить врага, отстоять свободу Родины, вернуть ей мир. Сознание того, что ты выполнил свой солдатский долг, долг тяжкий и благородный, выше которого нет ничего на земле!