Диана Гэблдон. Чужестранка

Джейми ответил междометием, которое я про себя успела окрестить как «шотландское фырканье» — некий неопределенный звук, который возникал где-то в самой глубине гортани и мог означать всё, что угодно. В данном конкретном случае он, на мой взгляд, выражал сомнение в вероятности желаемого выхода.

Другие цитаты по теме

«Под моей защитой...» То была не просто фраза — стоило посмотреть на Джейми, на твердый разворот его широких плеч, стоило вспомнить его диковатую грацию, когда он показывал мне при лунном свете приемы боя на мечах. он знал, что говорит. Совсем еще молодой, он имел право так говорить, и его рубцы подтверждали это право. Он был не старше многих летчиков и пехотинцев, за которыми мне пришлось ухаживать в госпитале, и так же, как они, он знал цену ответственности. Он давал мне не романтический обет, а твердое обещание защищать мою безопасность ценой своей собственной.

— Откуда вы узнали... — начала я, но Алек насмешливо фыркнул.

— У меня только один глаз, барышня, но это не значит, что я слепой.

— Это одна причина. А есть другие, о которых ты мог бы мне сказать?

Он принялся внимательно изучать свой бокал.

— Вероятно, просто потому, что хочу спать с тобой, — он быстро взглянул на меня. — Ты думала об этом?

Если он хотел смутить меня, то вполне преуспел, но я решила этого не показывать.

— Это правда? — смело спросила я?

— Если быть честным, то да, правда, — ответил он, и голубые глаза прямо посмотрели на меня поверх бокала.

— Для этого вовсе не обязательно было жениться на мне, — возразила я.

Джейми был по-настоящему шокирован таким заявлением.

— Неужели ты думаешь, что я стал бы это делать, не предложив тебе выйти за меня замуж?

— Многих мужчин это не смутило бы, — сказала я, забавляясь его наивностью.

В явном затруднении он забормотал что-то невнятное, но тут же собрался и заявил с полным достоинством:

— Может быть, я чересчур самоуверен, говоря так, но я предпочитаю думать, что я не «многие мужчины», и не считаю необходимым вести себя в соответствии с наиболее низким общественным знаменателем.

Я была тронута его словами и поспешила заверить, что нахожу его поведение в высшей степени порядочным и джентльменским, и прошу извинить меня за неумышленные сомнения по поводу его мотивов.

В школьные годы я, как и все дети, читала Диккенса. И более ранних писателей, разумеется, тоже; помнила описания не знающего жалости правосудия старых времен, суровые приговоры тем, кто преступил закон – приговоры, не учитывавшие ни возраста, ни обстоятельств. Но читать с уютной дистанции в сто или двести лет о том, как вешали или калечили детей — это совсем не то, что толочь травку в ступке, в то время как несколькими футами ниже происходит нечто подобное в реальной действительности.

— Я знаю, Клэр, что есть вещи, о которых ты не хочешь говорить мне. Скорее даже не можешь говорить о них.

«Знал бы ты, насколько ты прав», — подумала я.

— Я никогда не стану принуждать тебя или настаивать на том, чтобы узнать о вещах, касающихся только тебя, — серьезно сказал он, посмотрел на свои руки и сжал ладони. — Есть вещи, которые я не могу рассказать тебе, по крайней мере пока. И не прошу тебя о том, чего ты не можешь мне дать. Прошу лишь об одном: пусть будет правдой то, что ты найдешь нужным сказать мне. И я обещаю тебе то же самое. Между нами сейчас ничего нет — кроме уважения, вероятно. И я думаю, что уважение дает место тайне, но не лжи. Ты согласна?

— Да, я согласна. Обещаю быть честной.

Я снова сидела в седле впереди него, мою лошадь мы вели в поводу. Я поблагодарила Джейми за помощь. Он отмахнулся от моей благодарности:

— Не за что, барышня!

— Но для вас это было рискованно, — настаивала я. — К сожалению, я не сразу сообразила, что подвергаю вас опасности своей просьбой.

— А! — только и сказал он на это, но минуту спустя добавил с коротким смешком: — Уж не считаете ли вы меня менее храбрым, чем маленькая английская барышня?

Спускались сумерки, и Джейми пустил лошадей рысью. Мы с ним почти не разговаривали по дороге, а когда добрались до замка, он попрощался со мной коротким: «Всего доброго, миссис англичанка!» Но я почувствовала, что зародилась дружба гораздо более глубокая, чем та, которая сводится лишь к беспечной болтовне под яблонями.

— Это было так, как ты себе представлял? — с любопытством спросила я.

— Почти, — он вдруг хихикнул мне в самое ухо. — Но я думал... хотя нет, ничего.

— Нет, скажи мне! Что ты думал?

— Не скажу, ты будешь надо мной смеяться.

— Обещаю тебе не смеяться. Скажи!

Он пригладил мне волосы, убрав кудряшки с уха.

— Ну ладно. Я не знал, что это можно делать лицом к лицу. Я считал, что ты должна повернуться ко мне спиной... ну, понимаешь, как лошади...

Сдержать обещание было очень трудно, однако я не засмеялась.

— Я понимаю, что это звучит глупо, — сказал Джейми в свою защиту. — Просто... ну, ты наверное, знаешь, что если в молодости что засядет в голову, так уж крепко.

Как и многие люди, я с ужасом слушала рассказы и сообщения, доходившие из послевоенной Германии — о депортациях и массовых убийствах, о концентрационных лагерях и крематориях. И так же, как многие другие делали это и будут делать еще долгие годы, я спрашивала себя: «Как могли люди допустить такое? Они должны были знать, они видели эшелоны, видели заборы, видели дым. Как они могли оставаться в стороне и ничего не делать?» Но теперь я поняла.

Хорошо сформулированная гипотеза куда лучше, нежели плохо описанный факт.

Я еще раз поблагодарила его, остановившись возле его временного ложа, перед тем как удалиться в свое вонючее убежище, но он только махнул небрежно рукой в ответ на мои слова.

— Не такая уж это бескорыстная услуга с моей стороны, — сказал он. — Мне лучше не попадаться им на глаза.

Я совершенно позабыла о том, что у него есть свои резоны держаться подальше от английской солдатни. Но мне тут же пришло в голову, что гораздо удобнее и безопаснее он мог бы устроиться на ночлег в теплой конюшне, нежели у моей двери на полу.

— Но ведь сюда может кто-нибудь прийти, — сказала я, — тогда вас обнаружат.

Он вытянул длинную руку и прикрыл распахнутый ставень. В коридоре стало темным-темно, и Джейми обратился в некую бесформенную массу.

— Они не увидят моего лица, сказал он. К тому же мое имя не представляет для них никакого интереса, даже есть я назову настоящее, чего я не собираюсь делать.

— Так-то так, — с сомнением заметила я, — но не покажется ли им странным, что вы торчите тут в темноте?

Лица я его не видела, но судя по голосу, он улыбался.

— Ничего подобного, англичаночка. Они просто подумают, что я жду своей очереди.

Я рассмеялась и ушла в комнату. Легла на постель и уснула в полном восторге от Джейми: позволять себе вольные шуточки, а сам испугался даже мысли о том, чтобы спать со мной в одной комнате.