Юрий Меркеев. Психологиня и психопат

А еще у меня есть кот. Не простой. Философский, психологический, экзистенциальный. Зовут его Сократ. Он рыжий, старый и толстый.

Ему постоянно нужно утверждать и обозначать свое существование. Ему нужны прорезанные из обыденного пространства смыслы. И он прорезает их там, где можно и где нельзя. Чаще — последнее. Спинка дивана вся прорезана смыслами, кошачий туалет тоже, ковер с клочками рыжей шерсти, «кладбище» куриных костей под кухонным столом — все это Сократовские смыслы.

Иногда он специально будит меня по ночам, когда я валяюсь с похмелья, чтобы я разозлился, вышел из себя и «обозначил» его существование трепкой.

Сократ поднимается на лапах к моему уху, громко орет, потом стремглав убегает, прячется под диваном и скрипит. Одним словом, экзистенциальная сволота.

Другие цитаты по теме

Дожди ушли... По утрам стелется туман, как огромное перистое облако. Не виден дом напротив, окна окутаны паром, деревья как ватные. Все вокруг — мягкое, плюшевое, невесомое. Люблю такие утра. Безветрие, тишина, ощущение сказки. Сегодня Сократ разбудил в пять утра, что-то пытался сказать, затем снова свернулся клубком и заснул.

Наверное, он хотел шепнуть о том, как славно пребывать в праздности и покое. Я и сам это знаю. Без подсказок доморощенных философов. Праздность многому научила. Труду, в том числе. Парадокс? Нисколько. Попробуйте провести в одиночестве и праздности хотя бы двадцать один день. Время карантина. Если вы не решитесь к концу второй недели покончить собой от открывшейся бездны, значит, начнете новое существование. Ничто так не испытывает человека, как свобода. Одно дело — подчиняться условностям, понуждать себя к труду, как к повинности, другое дело — реализовывать желания своего сердца. Но прежде — мучительное возвращение к своему настоящему «я». Ломка всего трехсоставного существа человеческого. Муки ослабевают к двадцать первому дню. Почему? Говорят, что происходит обновление кровяного состава. А там, где кровь, там и дух. Испытание не из легких. Порой, на сутки останешься без привычных суетных удовольствий, и тут же лихорадочно нащупываешь кнопку, с помощью которой хочется поскорее убежать от себя, своей самости. Шум комфортен потому, что позволяет не вслушиваться в тишину. Что там прозвучит от небесного колокола? А ну, как что-нибудь страшное? Бежим от себя, не хотим остановиться, передохнуть. Боимся остаться наедине со свободой.

С рождения попадаем в рабство условностей. А потом не выносим свободы.

(Психологиня и психопат)

А преподобный Варлаам? Вот уж поистине фигура любопытная, глубокая, русская. Жил такой человек в эпоху Ивана Грозного. Обретался где-то на Севере. Служил священником в небольшом храме. Звали его в ту пору Василий. Упоминался его горячий нрав, чистота веры, бесстрашие в духовном делании. Коль подвижник силен, значит, и бес не дремлет. Боролся молодой батюшка с идолопоклонством местных рыбаков. Бес не выдержал, ушел, обещав отомстить подвижнику. Внушил он Василию, что жена его совершила грех прелюбодеяния. Вроде как сам Василий это своими глазами увидел. Решил «отчитать» матушку, совершить церковный обряд. А во время обряда — случайно ли, не случайно ли? — вонзил иерейское копье, которым святое причастие в алтаре готовят, в сердце любимой жены. То ли бес так хитро все разыграл, то ли ревность в молодом священнике взыграла, но матушка была ни в чем не виновата.

Закопал тело супруги на погосте. Сам отправился к духовнику в монастырь. Игумен дал ему новое имя Варлаам и наложил странную епитимию. Приказал выкопать тело, усадить в лодку и водить ее вдоль берега Баренцева и Белого морей. И поститься, молиться до тех пор, пока тело супруги не истлеет. Три года Варлаам покорно исполнял наказ игумена, терпел голод и холод, молился, сокрушался. Наступил день, когда был прощен инок. Посылаются в таких случаях особые знаки. В узком водном проливе, в котором из-за морских червей гибли суда и люди, Варлаам сумел провести лодку. «Корабельные сверлила» отступили из тех мест, что и было свидетельством прощения. Совершилось чудо.

Я не считаю это повествование сказкой. В иносказательной форме изложена история настоящего покаяния, которое меняет человеческую душу как матрицу.

С точки зрения психологии, многое понятно: человек, который совершает грех, испытывает сильное психофизическое воздействие. Чем сильнее грех, тем глубже рана. Если рану не лечить раскаянием, а втягивать в ноздри порошок или заливать боль вином, грех на время перестает ощущаться. Но рана не затянута, она кровоточит. Бывают глубокие переживания греха, сильное раскаяние, которое заставляет человека измениться по существу. Не может он быть прежним. Дано это не всем.

Психолог в большей степени адвокат, только не адвокат дьявола. Понять — совсем не означает простить. Понять — это охарактеризовать потаенные движения мыслей так, чтобы не возникало желания бросить в человека камень.

Постарайся быть в одном духе с тем, который не стал швырять в порочную женщину камень. Он просто сказал тихо: «Если есть кто-то из вас без греха, тогда брось в нее камень». Это было давно — так давно, когда в людях была совесть. На мгновение они заглянули в самих себя, и им стало стыдно. Они опустили камни на землю и ушли. А она осталась. Женщина подошла к человеку и спросила:

— И ты не осуждаешь меня?

— Нет, — сказал он. — Не осуждаю. Иди и впредь не греши.

... попробуйте приехать из Австралии. Каждый, кто встречает вас, будь он даже лучший друг, задает один и тот же вопрос: «Ну как там кенгуру? Видел? Прыгают?» Любой разговор начинается с вопроса о кенгуру. Наиболее чуткие люди, заметив мой тоскливый взгляд, смущаются, и всё-таки удержаться от этого вопроса не в силах. Кое-кто пытался извернуться, быть оригинальным. Лучше всех это удалось одному физику, известному своим острым умом и своеобразностью мышления.

— Небось замучили, все спрашивают про кенгуру? — сказал он.

— Точно угадал, — обрадовался я.

— Пошляки. Ну, и что ты им отвечаешь? — И глаза его загорелись.

Ночью позвонила Ирина Сергеевна. Прервала сон, в котором я беседовал с Сократом о пользе ритуала в работе торговца мясом на рынке. Я утверждал, что можно не замечать свиных голов и запаха крови, и вынашивать философскую мысль. Он смеялся над моей наивностью. И убеждал не отдаваться в рабство звериному цеху. Разве не льется там, как на ристалищах, кровь и пот? Нет, улыбался я, это не битва. Это ритуал языческого жертвоприношения. Я жрец, а не раб. Я разрубаю и режу сакральный продукт, а не расчленяю трупы животных. Играю в жертвоприношение, оттачиваю ритуал, как Спиноза увеличительные стекла. Но сердце мое остается не тронутым. Кровь чуждого ритуала не касается моего ума. А халат? Что ж. Халат отдам в стирку. Или сброшу его, как змеи скидывают старую кожу.

— Не лукавь сам с собой, — отвечал Сократ. — Клянусь собакой, ты не сможешь оградить свой внутренний мир от рыночного смрада. Ты слишком слаб для этого. Чересчур раним, хоть и не поэт. Мясной цех не для тебя. Иди в церковь и напросись временно сторожем. Это твое.

— В церковь? Хм. Сторожем? Но там нельзя шлифовать линзы. Невозможно оттачивать ритуал там, где Христос изгнал бичом торговцев. В церкви нельзя быть работником. Можно только служить. А я не готов. Клянусь собакой, Сократ, я не готов. Если хочешь жить в свободе, научись служить. Во мне мало терпения, Сократ. Много праздности и мало терпения. Возможно, я возьмусь за редакцию текста пьесы. И на этом заработаю. Я подумаю.

И тут раздался звонок Ирины. Сон оказался в руку.

Тревожным голосом она сказала:

— С дочкой проблема. Заперлась в ванной, рыдает. Вечером пришла пьяная. Заявила, что я неправильно ее воспитала. Сказала, что я отняла у нее возможность быть счастливой. Что она никогда не будет счастлива, потому что я не научила ее счастью. Каково это слышать матери?

— Из-за чего все это? Накопилось? Или реакция на событие?

— И реакция, и накопилось. Какой-то режиссер бросил ее. Сказал ей, что она молодая. И ее нужно всему учить. А чему всему?

— Чему? Ох, уж эта Мельпомена. Полагаю, не театральному искусству. Где она сейчас? В ванной?

— Да. Затихла. Я переживаю. Не сделала бы с собой что-нибудь. Глупенькая.

Я поднялся с постели и подошел к ноутбуку. Открыл электронную почту, нашел файл с текстом пьесы «Самоубийцы».

— Что там, в ее пьесе? — спросил я. — Не успел прочитать. Что там с героиней?

— Вскрывает вены, — упавшим голосом ответила Ирина Сергеевна. — Что делать? Ломать дверь?

— Ломай. Я посижу на телефоне.

.....

Люди влюбились в актерство. Лицедеи — зачинатели мод. Лицедеи — дома на песке. Открой ленту новостей и упрешься глазами в муть и шелуху, которая называется жизнью...

(Психологиня и психопат)

Для кого-то праздность — мать всех пороков, конец её — жесточайшее рабство и смерть. Для кого-то праздность — испытание. Не было худшего наказания для русского мужика 18—19 века, как смотреть «праздно привязанным к стулу» на работающих друзей. Говорят, изощренную казнь эту придумали промышленники-немцы в России. Немцы вообще хорошие психологи, когда дело касается стимуляции труда. Но беда — положить немецкую психологию на русскую почву. Сквозь асфальт города пробьётся мутант бунта. Не поздоровиться никому.

Я в духовном мал, потому придерживаюсь вытяжки из собственного жизненного опыта. Для меня праздность — это повод к собранности и внутренней дисциплине. Праздность, как разновидность свободы требует от человека колоссальных внутренних усилий, потому что легче эту свободу кому-то отдать — бросить к ногам авторитета, чтобы освободиться от груза ответственности. Не всякий способен нести свободу. Большинство людей предпочитает свободу продать за чечевичную похлебку, как Исав продал свое первородство Иакову. Праздность осилит не каждый. По натуре большинство из нас — рабы условностей. Понять самого себя, идентифицировать собственную личность — это признаки первородной свободы. Но первородная свобода — тяжкая ноша. Поверьте на слово. Проще за чечевичную похлебку…

Августина не подвела, даже ждать ее толком не пришлось – каких-то тридцать девять минут… Букет остался свежим.

— Мне многие говорили, что психология — это моё.

— Они имели в виду, что твоё место в психушке.

Событие — трагедия местного разлива. Задача матери — Согнать злость на Насте за истерику Маши. Задача Насти — показать тетушке свое старание.

В прошлом году — четвертого июля, в День независимости США,  — честь приготовления ленча была доверена Норману, и тот сотворил такую яичницу, что и сейчас я, бывает, прикидываю, застанет ли нас и нынче четвертое июля в море. Норман стряпал с огромным удовольствием и старанием — сперва поджарил бекон, затем слил жир, затем слегка бекон подсушил, затем, наконец, бросил на сковородку яйца и священнодействовал еще минут пять, пока мы не принялись понукать Америку от имени всего остального мира.