Ах, как славно мы умрём!
Выпьем шампанского и застрелимся!
Ах, как славно мы умрём!
Уника пела погребальную песню себе самой. То был свадебный напев, который ей никогда не споют. Песня о радости, которая ей не досталась.
Уже над самой головой пронёсся хищный смерч, ударил в лицо воздухом, взвихрил волосы. Уника не смотрела. Когда её убьют, она это и так узнает. Уника пела погребальную песню о счастье жить на родном берегу среди родных людей, о великом чуде – знать, что ты не одинок, что предки берегут тебя из давнего прошлого, а в грядущем ждут потомки. Уника пела колыбельную нерождённому сыну.
Воин до смерти сражается за то во что верит. Даже когда проигрыш близок, у тебя есть одно преимущество – тебе больше нечего терять и ты можешь рискнуть всем.
... Представь себе швейцарский сыр: если дырки в нём станут слишком большими, то он перестанет быть швейцарским сыром — он попросту станет... ничем. Похоже, со мной происходит то же самое. Я становлюсь ничем. И да, это страшно.
Всякий, кто не приемлет жизнь полностью, кто ничего не добавляет к жизни, тот помогает наполнить мир смертью.
— Халдрид, я могу его убить? — поинтересовался принц у Карающего, кивнув на Суслика. — Жизнь за жизнь и все такое?
— Это талион. Кровная месть. Я не могу разрешить, — покачал головой северянин. — Тем более что и так ты изначально был мертв. Прости, парень, тебе придется тешить себя тем, что ты едва не довел его до инфаркта.
Эльф вздохнул не без раздражения:
— Между прочим, это было довольно больно. И убийство он все-таки замышлял.
— Нет! — рявкнул Карающий.
Эльдан смиренно кивнул, и тут же переключил внимание на другого.
— А его? — махнул он рукой в сторону ректора.
— Нет! — возмутился уже Муарр.
На лице принца отразилась обида на старших магов. Кажется, он был возмущен.
— Ну хоть понадкусывать?
Присутствующие онемели. Халдрид сумел открыть рот первым:
— А это еще зачем?
— Как приличная нежить я должен если и не сожрать, так точно понадкусывать, — с самой серьезной миной пояснил общественности Эльдан.