Но никто по-настоящему не умирает, пока о нем помнят.
Ура! Кто-то где-то сказал, что я лучше кого-то!
Но никто по-настоящему не умирает, пока о нем помнят.
— Ты учила выбирать меньшее зло. Ты говорила, что есть вещи, за которые стоит умереть, которые важнее жизни одного человека!
— Не тебя!
— Потому что я твоя подруга?
— Да!
— Тогда помни меня!
— Прости, что я пропустил ужин, но мы можем успеть в кино, будет романтично.
— Очень романтично?
— По сравнению с этим, прогулка по пляжу — как пощечина.
«К чему? — вопрошал себя король. — Ради чего? Где мои победы? Где то, что могло бы пережить меня?»
Он вдруг почувствовал всю тщету своих деяний, почувствовал с такой ясностью, с какой думает об этом человек, охваченный мыслью о собственном конце и о предстоящем исчезновении всего сущего, как будто мир перестанет существовать с ним вместе.
Там наверху маленькая девочка, её доверие к отцу пошатнулось, а ни одна маленькая девочка не может быть счастливой, если у нее нет веры в своего папу!
— Гомерчик, для счастья друзья не нужны! У меня сто лет нет друзей!
— У тебя есть я, а у меня кто?
— Есть же еще Ленни и Карл...
— Ленни и Карл козлы!... Только не говори им что я сказал, а то я потеряю последних друзей!
Четыре месяца назад! Да ведь четыре месяца назад Далтон, Резака, гора Кеннесоу были лишь географическими названиями или станциями железных дорог. А потом они стали местами боев, отчаянных, безрезультатных боев, отмечавших путь отступления войск генерала Джонстона к Атланте. А теперь и долина Персикового ручья, и Декейтер, и Эзра-Чёрч, и долина ручья Ютой уже не звучали как названия живописных сельских местностей. Никогда уже не воскреснут они в памяти как тихие селения, полные радушных, дружелюбных людей, или зеленые берега неспешно журчащих ручьев, куда отправлялась она на пикники в компании красивых офицеров. Теперь эти названия говорили лишь о битвах: нежная зеленая трава, на которой она сиживала прежде, исполосована колесами орудий, истоптана сапогами, когда штык встречался там со штыком, примята к земле трупами тех, кто корчился на этой траве в предсмертных муках... И ленивые воды ручьев приобрели такой багрово-красный оттенок, какого не могла придать им красная глина Джорджии. Говорили, что Персиковый ручей стал совсем алым после того, как янки переправились на другой берег. Персиковый ручей, Декейтер, Эзра-Чёрч, ручей Ютой. Никогда уже эти названия не будут означать просто какое-то место на земле. Теперь это место могил, где друзья покоятся в земле, это кустарниковые поросли и лесные чащи, где гниют тела непогребенных, это четыре предместья Атланты, откуда Шерман пытался пробиться к городу, а солдаты Худа упрямо отбрасывали его на исходные позиции.
— Если ты ущипнешь щеки, они будут светиться. Еще немного, попытайся сломать некоторые капилляры, дорогая.
— Разве мы не можем использовать для этого румяна?
— Дамы ущипают. Шлюхи используют румяна.