— Ты боишься Рагнара Лодброка?
— Любой разумный человек будет бояться крестьянина, который сам себя сделал королем.
— Ты боишься Рагнара Лодброка?
— Любой разумный человек будет бояться крестьянина, который сам себя сделал королем.
— Говорят, Рагнар потомок Одина.
— И все же, если его ранить, то из него потечёт кровь.
— Мы ждем, что ты избавишься, от этой женщины.
— Женщины, которую ты любишь.
— Да, но любовь — это еще не все.
Я смотрю на людей. Они сильно боятся, но я не вижу причины, ведь они ничем не рискуют. Они похожи на голого человека, который никогда не моется в реке, потому что боится, что негде будет сушить одежду.
— Я тебя боюсь.
— Что?
— Я совсем не могу понять, что творится у тебя внутри. Ты загадка. Тебе хватило силы за пару минут усмирить всех этих людей, но теперь ты плачешь, как девчонка. Ты можешь одновременно быть абсолютно безжалостным, храбрым и благородным. Я этого не понимаю, и потому боюсь.
– Есть на свете и кое-что другое. Но ты этого не знаешь. – Она помолчала. – Ты не знаешь, потому что у тебя нет слез, и ты не понимаешь, что значит – грустить вдвоем.
– Да, этого я не понимаю. Мы не часто грустили, Лила.
– Да, ты не часто грустил. Ты или злился, или был равнодушным, смеялся или был таким,
каких вы называете храбрыми. Но это не храбрость.
– А что же это такое. Лила?
– Страх выдать свои настоящие чувства. Страх перед слезами. Страх, что тебя не посчитают за мужчину. В России мужчины плачут и остаются мужественными. А ты никогда не открыл своего сердца.
Люди любят выдумывать страшилищ и страхи. Тогда сами себе они кажутся не столь уродливыми и ужасными. Напиваясь до белой горячки, обманывая, воруя, исхлёстывая жен вожжами, моря голодом старую бабку, четвертуя топорами пойманную в курятнике лису или осыпая стрелами последнего оставшегося на свете единорога, они любят думать, что ужаснее и безобразнее их все-таки привидение, которое ходит на заре по хатам. Тогда у них легчает на душе. И им проще жить.