Время все идёт. Ты позвал своих друзей.
Вы культурно отдыхаете под выпуск новостей.
Прямо на столе «Буратино» и ириски.
Мама просит не кричать на этой очень жёсткой вписке.
Не все дети похожи на своих родителей. Посмотри на меня! Мои предки были честными трудолюбивыми людьми...
У нас самые старые дети в этой стране, и мы им никогда ничего не разрешаем. Им *** нельзя: пить, курить, водить машину, голосовать, нельзя работать. Им даже трахаться нельзя, черт побери. И потом вы удивляетесь, почему ваш подросток такой засранец. Вам интересно, почему он сидит на парковке у Тако Белл после футбола в школе в пятницу вечером. Он царапает машины, мажет собачье дерьмо на дверные ручки бе всякой причины. Потому что ему скучно! Вы ему ничего другого не позволяете.
А ведь когда-то говорил: «Мамуля, клянусь,
Как стукнет двадцать пять, то обязательно женюсь,
И перестану лазать по сомнительным халупам,
Да это возраст всё, ты ж знаешь, что я пацан не глупый».
Куда ведёт истома? Опять два дня не дома.
Ты лазаешь в вещах, ища телефоны знакомых.
«Да ни какой я не беспутный сын» — так, нахлынуло,
А утром шмотки на полу, пропитанные дымом.
Анины серьги на стуле, Олины туфли в прихожей.
И как объяснить, что во всех них хорошего?
Проще убежать, забыться, не слушать,
Не видеть слёз, запутаться в чужих душах.
Нам нужно больше общаться, не только по запискам.
Но время не плодоносит, а оставляется огрызки.
«Пожалуйста, прости, перебешусь, не потеряв лица,
Только, прошу, не говори, что я пошёл в отца».
Двери открытые настежь, тишина в квартире
Какого чёрта лампочку в подъезде разбили?
На полу кухни она, а на столе остывший ужин,
И второй ключ от квартиры уже больше не нужен...
— Я хотел поговорить насчёт ваших отношений с Машей. В общем, так, Серёжа, понимаешь, Маша очень умная и серьёзная девочка, у неё очень большое будущее и я хотел бы, чтобы рядом с ней был умный, серьёзный и надёжный парень...
— Дядя Кость, спасибо, ну, типа, за доверие!
— Ну, типа, ты не врубаешься, да? Понимаешь, Серёжа, если ты по-настоящему любишь Машу и она так тебе нравится и ты желаешь ей счастья, оставь её в покое. Ну что она тут будет с тобой делать? На пляже кукурузу продавать? Педали крутить?
— Дядя Кость, ну что вы думаете, я это не понимаю!? Думаете, что я тупой? Я знаю, что Маша классная. Она всегда была чёткой девчонкой! А сейчас вообще бомба!
— Ну так и пусть она тикает себе, но тикает одна!
А наши подростковые мысли? То, что занимало наши головы, оно же все было на заборах. Никто не писал на заборах цитаты из классиков. Ты видела на заборе хоть одну цитату из Твена или Хемингуэя? Я – нет. Самое безобидное из того, что мы писали на заборах – это «Моника, я буду любить тебя вечно» и «Моника – дура».
Поймите, у нас не так много времени. Все мы очень скоро станем такими же, как вы — у нас будет работа, счета в банке, свои семьи, и нам придется волноваться о собственных детях. Потому что такая у родителей работа — волноваться. И это нормально. А мы, подростки, хотим жить — врубать музыку на полную, вести себя как идиоты и совершать ошибки.
Моему сыну шестнадцать и он недавно пошел второй раз в девятый класс. Вот просто игнорирует математику, по два часа сидит над примером, воткнет ручку и сидит. Я говорю: «Какой ответ?» Он: «Допустим, восемь». Говорю: «Ты тогда, допустим, штукатур. Возможно неплохой. Но вероятнее всего солдат».
— Отец был инженером на шахте. Когда я родился, он уехал в Австралию. В детстве мама говорила, что это главная ошибка её жизни.
— Их встреча или Ваше рождение?
— Я не уточнял.
— Ученые доказали: подростки в период созревания воруют в магазинах.
— Что за ученые?
— Стащил бы тогда выпивку у своей мамы.
— Она — бывший алкоголик. Все заметит.
– Мой племянник – вот кто получает от всего этого бездну удовольствия, – заметил я. – Все забросил, рыскает в поисках следов и окурков.
Хэйдок улыбнулся.
– Сколько ему лет?
– Шестнадцать исполнилось. В этом возрасте трагедии всерьез не воспринимаются. В голове только Шерлок Холмс да Арсен Люпен.
Cлайд с цитатой